Arts and crafts

В XX в. Санкт-Петербург уже не был крупным центром ситцепечатания и ткачества (в отличие от Москвы и Иванова), и история его текстильных фабрик скрылась за громкими именами первых революционеров-рабочих. Кроме музейных фондов подлинными тканями, произведенными в Санкт-Петербурге, обладает небольшое число собирателей, деятельность которых в прошлом была связана с промышленным проектированием. В настоящее время художественно-стилистические характеристики дореволюционного петербургского текстиля не определены, в связи с этим изучение жаккардовых, ремизных и набивных тканей XVIII–ХIX вв. представляется весьма актуальным направлением для исследования. С целью выявления художественных особенностей петербургских текстильных рисунков автор обратился к истории мануфактур: Северной ткацкой (братьев Гук), Никольской, Шлиссельбургской и ситценабивной фабрики акционерного общества «Воронин, Лютш и Чешер». В качестве основных источников были использованы литературные – из фондов Российской национальной библиотеки – и вещественные – ткани из фондов Государственного музея истории Санкт-Петербурга, музея прикладного искусства Санкт-Петербургской государственной художественно-промышленной академии им. А. Л. Штиглица, частных собраний.

Одним из первых крупных ситценабивных предприятий в России была мануфактура Уильяма Чемберлена (William Chamberlin) и Ричарда Козенса (Richard Cozens), которые в 1753 г. подали в Мануфактур-коллегию челобитную с ходатайством о разрешении им завести «фабрику печатания на полотнах российских и бумажных… одним колером и разными цветами, как делают во Франции, Голландии и Германии» [2, с.11]. Англичане получили право беспошлинной торговли и беспошлинного импорта инструментов и материалов для набивного производства, а также право монополии на изготовление ситцев сроком на десять лет. Их фабрика была построена на правом берегу ручья Безымянного в слободе Братошинской, вошедшей впоследствии в состав Красного Села, она начала работу в 1755 г. Известно, что часть продукции набивалась на русском сырье — «уездном холсте» [2, с.15]. Фабрика У. Чемберлена и Р. Козенса развивалась как монопольное и привилегированное предприятие: владельцы получили разрешение на покупку крестьян, беспроцентную ссуду в тридцать тысяч рублей и были защищены от иностранной конкуренции таможенным тарифом. Неизвестно, что впоследствии стало с этим старейшим ситценабивным предприятием [2, с.42], но имеются данные о Шлиссельбургской фабрике, возникшей в 1760-х гг.

До середины 1770-х гг. Шлиссельбургская мануфактура, состоявшая из комплекса зданий, увеличивалась по площади: деревянные постройки заменялись каменными, строились отдельные «покои». К 1775 г. на предприятии имелись форморезная, рисовальная, столярная мастерские и кузница. В отдельном здании помещался «куб для окрашивания платков и прочих материалов». Имелись помещения для «поклажи полотен» и лощения, кладовая для печатных форм, склад готовых товаров, большая сушильня, большой свинцовый «капитол» для квашения полотен и плот, расположенный на протоке, для их полоскания [2, с. 60–61].

К сожалению, до нас не дошли образцы шлиссельбургских тканей XVIII в., и мы можем составить лишь общее представление о них. В перечнях образцов, представлявшихся правительственным учреждениям ситцевыми фабриками, были перечислены десятки различных сортов и видов печатных тканей. Н. И. Дмитриев выделяет четыре основные их группы: ситцы, полуситцы, выбойки и набойки. Сделав анализ определений из нескольких словарей конца XVIII в., Н.И. Дмитриев пришел к выводу о том, что все дело в различии ткани, по которой печатают: если рисунок напечатан на льняной ткани, то перед нами набойка; если на бумажной – выбойка [2, с. 202-203]. С точки зрения технологии выбойка представляла собой не что иное, как печатание резервом, она получила широкое распространение после введения заварного крашения, часто применялась вместе с нестойкими «линючими» красителями.

Слово «ситец» временно приобрело двойное употребление: он мог быть «бумажным» и «льняным». В 1750–1780-е гг. ситцы вошли в широкое обращение в России, но в это же время фабриками выпускается и более дешевая его имитация на русском льняном полотне [2, с. 208]. Ситец отличался от полуситца тем, что его набивали по батисту и коленкору и он был более тонок и широк [2, с. 203]. В рассмотренный период не существовало резких граней между отдельными видами продукции ситценабивных фабрик. Не всегда отличие было в сорте или характере ткани, так как для льняного полуситца и набойки могли использовать ткань одного и того же качества. При одинаковом наборе операций, необходимых для выработки как полуситца, так и набойки, эти операции для полуситца были более дорогими (требовали больше рабочего времени, большего расхода и ассортимента красок). Различия между основными видами продукции ситценабивных фабрик заключались в самой технике печатания и обработки ткани: сложности операций, количестве затраченного труда и вспомогательного сырья [2, с. 205].

На Красносельской фабрике дорогие сорта тканей постепенно уступили место более дешевым (бумажным выбойкам и льняным набойкам); набивка же бумажных тканей занимала второстепенное место. На Шлиссельбургской мануфактуре только в 1779 г. хлопчатобумажной продукции вырабатывалось больше, чем льняной [2, с. 221]. В 1780-х гг. фабрика почти целиком работала на сырье заказчиков – миткаль поставляли петербургские купцы из Гостиного двора. Территориальные рамки сбыта продукции данной мануфактуры были весьма узкими: основным рынком сбыта был Санкт-Петербург. Вся продукция Шлиссельбургской мануфактуры в последней четверти XVIII в. делилась на две части, не соизмеримые в количественном и качественном отношении. Одну составляли ткани, выполненные по заказу столичных купцов на их миткале, вторую – ситцы, изготовленные на собственном сырье для представления их императорскому двору либо для продажи. В коммерческом отношении немногочисленная группа тканей для «убирания дворцов» (а это были самые тонкие ситцы на миткалях и кисеях) не играла существенной роли, но делала владельца фабрики Лимана поставщиком Двора. Основную массу изделий составляли ткани «средней доброты», которые приобретались людьми среднего состояния, но не столичной аристократией [2, с. 296–297].

С 1793 по 1799 г. на Шлиссельбургской мануфактуре стремительно вырос объем производства, который резко сменился периодом упадка. Объяснение столь неожиданного поворота в истории данного предприятия следует искать за рубежом: до XIX в. влияние английской промышленной революции на русскую ситценабивную промышленность было благотворным. До тех пор, пока русские ситценабивные мануфактуры работали на английском миткале (собственного бумаготкачества и бумагопрядения еще не было), снижение цен на него было выгодным. В середине 1780-х гг. вслед за новациями в области прядения и ткачества произошла революция в области ситцепечатания, и ручная набивка досками была вытеснена печатанием с помощью цилиндровой машины. Английские ткани существенно подешевели, их стали ввозить в Россию не в виде миткаля, а в виде готовой продукции – ситца, который по качеству превосходил отечественный [2, с. 302–303]. Кризис русской ситценабивной промышленности 1796–1797 гг. имел для различных регионов страны далеко не одинаковые последствия. И если в Москве и Иванове они спровоцировали развитие «бумажного» ткачества, то в Петербурге привели к катастрофе ситценабивного производства. Шлиссельбургская мануфактура работала на привилегированный столичный рынок, изделия на низкокачественном миткале (а первые отечественные, московские и ивановские хлопчатобумажные полотна, сотканные из дешевой бухарской пряжи, были именно такими) этот рынок не принял бы.

Новый этап развития хлопчатобумажного и ситценабивного производства в Санкт-Петербурге и его окрестностях пришелся на 1860–1880 гг., когда усилился процесс превращения мелкого товарного производства в мануфактуру и перерастания ее в фабрику (рис. 1, 2). В это время хлопчатобумажное производство было оснащено мощными паровыми машинами [3, с. 91]. Ткани рубежа XIX–XX вв. сохранились в собрании музея прикладного искусства СПГХПА им. А. Л. Штиглица. Они имеются не в форме ассортиментных альбомов: образцы наклеены на листы картона (всего 39 листов). Кроме того, фонд располагает фрагментами платков. Все имеющиеся образцы продукции Шлиссельбургской мануфактуры прекрасно сохранились. Рисунки тканей свидетельствуют о разнообразии ассортимента тканей в дореволюционный период. Из имеющегося объема можно выделить несколько групп: растительные, имитирующие кружево и икат, ковровые, геометрические, клетка–полоска. При разработке орнаментов широко применялись «пике» – мелкие точки, за счет которых поверхности ткани сообщается иллюзия пульсации, не разрушающая при этом плоскостно-декоративную основу. Подавляющее большинство рисунков представляет собой мелкоузорчатые раппортные композиции с тончайшей проработкой элементов (чешуйки, штрихи, крапинки и т. д.), некоторые из них представлены в двух-трех колористиках. Купонных (каймовых) композиций немного. Более поздние образцы набивались на полотнах с рельефной структурой, их рисунки нередко имитировали поверхность твидовых шерстяных тканей.

Платки, произведенные Шлиссельбургской мануфактурой до 1917 г., представлены в музее прикладного искусства СПГХПА им. А Л. Штиглица в форме лоскутов размером не более 50х50 см (одна четвертая платка). Ассортимент их весьма разнообразен, отчетливо прослеживается группа платков с арабской вязью, вписанной в растительно-кружевной орнамент. Широко представлен растительный орнамент с различным характером стилизации и орнитоморфные мотивы (петухи, павлины). В фонде имеются и образцы носовых платков, оформленные рисунками с изображением короны, вензелей, клеток и полос; на кромках некоторых отрезов сохранились фабричные клейма.

Рис 1. Устав товарищества ситценабивной фабрики «Яков Лютш» (титульный лист и 1-я стр.). 
Российская национальная библиотека, Санкт-Петербург. Фото: М.С. Широковских

Еще на рубеже XVIII–XIX вв. прежний усадебный характер Васильевского острова стал меняться, здесь появились фабрика шелковых тканей, мануфактура тканей из льна и пеньки, фабрика прядения хлопка. Всего в этой части города на тот период было 57 заводов и фабрик, из которых 9 ткацких [1, с. 462–463]. В 1860-1880-х гг. в столице возникло не менее 16 крупных предприятий хлопчатобумажной промышленности, 2 из которых принадлежали фирме «Воронин, Лютш и Чешер»; в 1879 г. ситценабивных фабрик в Санкт-Петербурге было 7 [3, с. 109-110]. С 1893 по 1913 г. вторым крупнейшим предприятием хлопчатобумажного производства было основанное в 1895 г. «Акционерное общество мануфактур А. И. Воронина, Лютш и Чешер». В него входило 6 предприятий по обработке хлопка: Выборгская, Роченсальмская бумагопрядильни, Резвоостровская, Никольская и Петербургская ткацкие фабрики и одна ситценабивная фабрика, которая в советский период была известна как фабрика им. Веры Слуцкой. В это время хлопчатобумажная промышленность Санкт-Петербурга в значительной степени зависела от иностранного сырья (американского и египетского), ситуация изменилась лишь к 1910 г., когда объемы отечественного хлопководства значительно увеличились [4, с. 39–40]. В настоящее время нами не обнаружено фабричных альбомов с дореволюционным ассортиментом тканей. Из интервью с художниками, заставшими период приватизации фабрики, мы знаем, что далеко не все они смогли забрать собственные вещи и рабочие материалы в связи с тем, что помещение мастерской было опечатано. Что стало с альбомами ранних образцов тканей, неизвестно.

Относительно производства жаккардовых тканей в дореволюционный период известно, что в Санкт-Петербурге они производились Никольской мануфактурой, располагавшейся на Выборгской набережной, д. 41. В собрании Государственного музея истории Санкт-Петербурга есть несколько альбомов этого предприятия, по которым можно судить о разнообразии ассортимента до революции и уменьшении его в советский период. В альбоме 1905 г. имеются не только фрагменты разнообразных по цвету и фактуре лоскутов, но и автографы Владимира Павловича Чешера (директора Сампсониевской и Никольской мануфактур), сделанные карандашом. Не на каждом развороте этого памятника промышленного искусства сохранились текстильные образцы – значительная их часть утеряна; некоторые из образцов были зафиксированы на бумаге грубым конторским клеем, изменившим впоследствии цвет и фактуру текстиля.

В начале альбома представлены декоративные ткани, предназначенные для обивки стен и мебели: об этом свидетельствует масштаб рисунков, их композиционное решение и мягкая цветовая гамма. В благородных сложных серебристо-серых, персиковых, золотистых оттенках рисунок прочитывается за счет разнообразия фактурных поверхностей, образованных переплетениями. Растительные мотивы (лист винограда, плющ, желуди, разнообразные по характеру соцветия и пр.) в этих тканях разделены секторами полос, прямых и ломаных диагоналей. Вторая часть альбома заполнена более тонкими тканями с меньшим масштабом рисунков, скорее всего, это подкладочные ткани. Заметно выделяется группа черных и темно-синих тканей плательной группы. После революции мануфактура была национализирована, переименована в комбинат технических тканей «Красный маяк» и выпускала полотна без рисунков. Почему столь интересные наработки по составлению сложных жаккардовых композиций были отвергнуты, мы в данный момент объяснить не можем.

Изучение истории петербургских текстильных фабрик возможно на основе архивных и литературных (рис. 1, 2) источников, но изучение художественно-стилистических особенностей тканей, производившихся в Северной столице, усложняется почти полным отсутствием вещественных источников. Небольшая их часть (оставшаяся от крупных предприятий) сохранилась в музеях; от небольших фабрик сохранились только упоминания в статистической и справочной литературе.

Рис. 2. Устав общества Северной ткацкой мануфактуры (титульный лист и 1-я стр.). 
Российская национальная библиотека, Санкт-Петербург. Фото: М.С. Широковских

Рис. 3. Ассортиментный альбом тканей летней группы, начало XX в. (обложка и разворот). 
Из личного собрания Н. А. Мальгуновой. Фото: М.С. Широковских

Еще один пример кардинальной смены ассортимента – история Северной ткацкой мануфактуры, основанной в 1894 г. Великолепные альбомы дореволюционных тканей в 1990-е гг. (как и на многих других предприятиях страны) были приравнены к мусору, наполнявшему новые «арендные площади», и сохранились по чистой случайности. Историческая и художественная ценность этих материалов была несомненной для художников и технологов, отдавших не одно десятилетие своей жизни этой фабрике. По словам Н. А. Мальгуновой (с 1988 г. художник-дессинатор на фабрике им. А. Н. Желябова), в 1996 г. было уничтожено много альбомов с дореволюционными тканями; в 1998 г. также проводилась ликвидация исторических образцов – альбомы сжигали. Ранние ассортиментные альбомы данной фабрики велись на немецком (или французском) языке, в них были представлены рубашечные, пижамные и плательные тонкие ткани, рисунок которых был образован различными по пропорциям вариациями клеток и полос (рис. 3, 4).

Рис. 4. Ассортиментный альбом тканей летней группы, 1913 г. (обложка и разворот). 
Из личного собрания Н. А. Мальгуновой. Фото: М.С. Широковких

Особый интерес представляют ткани зимней группы с разнообразной структурой поверхности и рисунками усложненных переплетений, напоминающих вышивку (рис. 5). Поражает, в первую очередь, цветовая гамма этих тканей, построенная на ярких, контрастных цветовых и тональных сочетаниях. После 1918 г. фабрика была национализирована, а в 1922 г. переименована в ткацкую красильную фабрику им. Желябова [5]. Полноценный производственный процесс был восстановлен в середине 1930-х гг. С 1940-х гг. существенную часть ассортимента составляли носовые платки (до 80 % всех носовых платков в Советском Союзе вырабатывалось данной фабрикой). Цветные нити составляли не более 20% от объема платка, часто платки ткали с включением атласных прокидок. Параллельно был налажен выпуск жаккардовых тканей с синтетическими волокнами; после 1965 г. их уже не производили (скорее всего, в связи с износом оборудования).

Рис. 5. Ассортиментный альбом тканей «Зима». 1900-е гг. (2 страницы). 
Из личного собрания Н. А. Мальгуновой. Фото:М.С. Широковских

Мебельные ткани с рельефной структурой производились на фабрике с 1950-х гг.; выпускалось много вискозной «шотландки» и небольшое количество синтетических кареточных плательных тканей. Изменения в ассортименте произошли после 1965 г. в связи со сменой оборудования: основу ассортимента составили мужские рубашечные ткани (фланель, сорочка под пиджак/без пиджака). В 1970-е гг. из остатков пряжи вырабатывалось простынное полотно с цветными просновками шириной 150 см. В 1990-е гг. фабрика вырабатывала ткани для мужских рубашек с необычной горизонтальной полосой (сотрудничество с германской фирмой «Zoll und Zolke», рис. 6). Благодаря изучению набивных, ремизных и жаккардовых тканей, произведенных до 1917 г., имеется возможность ввести в научный оборот неизвестные ранее сведения о текстильных фабриках Санкт-Петербурга, а также уточнить некоторые устоявшиеся взгляды на текстильный орнамент петербургского происхождения. Анализ произведений промышленного искусства позволил выявить тематику рисунков. Данная статья представляет собой лишь поверхностный срез заявленной темы, мы надеемся, что дальнейшее исследование продукции перечисленных фабрик позволит более детально реконструировать их историю и рассмотреть петербургские ткани на фоне более широкого контекста российского текстиля. Это имеет практическое значение не только для истории текстильного дизайна (в связи с восстановлением существенного пробела в данной области знаний), но и для проектной практики современных авторов.

Рис. 6. Ткань для мужских рубашек, выполненная на ткацко-красильной фабрике им. А. Н. Желябова; лен, хлопок, 1990-е гг.
Из личного собрания Н. А. Мальгуновой. Фото: М.С. Широковских

Автор выражает благодарность за предоставленные материалы и помощь в подготовке статьи: Светлане Ивановне Кузнецовой, хранителю фонда тканей и знамен Государственного музея истории Санкт-Петербурга; Надежде Александровне Мальгуновой, доценту Санкт-Петербургского государственного университета промышленных технологий и дизайна; Галине Евгеньевне Прохоренко, хранителю фонда тканей музея прикладного искусства Санкт-Петербургской государственной художественно-промышленной академии им. А. Л. Штиглица.

1. Vyatkin, M. P. (1955) The Economic Life of Petersburg during the Period of Disintegration and Crisis of Serfdom. In: Essays on History of Leningrad. Vol. 1. Moscow-Leningrad: USSR Academy of Sciences, p. 447–505 (in Russian).

2. Dmitriev, N. I. (1935) First Russian Cotton-Printing Manufactories in the 18th Century. Moscow-Leningrad: OGIZ (in Russian).

3. Kireev, N. P. (1957) The Economy and Population of Postreform Petersburg. In : Essays on History of Leningrad. Vol. 2. Moscow-Leningrad: USSR Academy of Sciences, p. 75–125 (in Russian).

4. Kruse, E.E. (1957) Industrial Development of Petersburg in 1890-1914. In: Essays on History of Leningrad. Vol. 3. Moscow-Leningrad: USSR Academy of Sciences, p. 9–60 (in Russian).

5. Central State Archive of Saint-Petersburg. Fund R-1471. Zhelyabov Weaving-and-Dyeing Mill [Online]. Available from: https://spbarchives.ru/information_resources/-/archivestore/fund/1-347 (in Russian).