Архитектон: известия вузов. №1 (33) Март, 2011

Теория архитектуры

ОСОБЕННОСТИ МЕТОДОЛОГИИ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ ИСТОРИКО-АРХИТЕКТУРНОГО ОБЪЕКТА

УДК: 72.03
Шифр научной специальности: 85.11

Аннотация

Часть I

Современный этап развития методологии социогуманитарных дисциплин характеризуется расширением собственных методологических возможностей за счет привлечения дополнительных междисциплинарных связей, что позволяет исследовать гуманитарные проблемы человека и человечества с принципиально новых позиций. Такой подход открывает новые перспективы для традиционных исследовательских методологий исторического архитектуроведения, однако реализация новых возможностей может произойти только при наличии ясно выстроенной картины существующего положения вещей. Это справедливо и по отношению к методологии социологического анализа архитектурных объектов.

Социологический подход можно считать явлением традиционно укорененным в отечественном историческом архитектуроведении. Периодом наиболее бурного его развития является первая половина ХХ века. «Уже в 20-е годы XX в. появилось удивительное "открытие": архитектурная деятельность всегда была, есть и будет организацией социального процесса во времени и пространстве, осуществляемой с помощью специфического материально-художественного средства или архитектурной формы» [1, c. 125]. Позже, с применением социологического метода, были созданы труды, ставшие классикой истории архитектуры (Брунов Н.И., Некрасов А.И., Воронин Н.Н. и др.), данный метод вошел в инструментарий создателей многотомных изданий и учебников по истории архитектуры.

На современном этапе методологическое взаимодействие архитектуры и социологии происходит в трех направлениях – это социологический раздел урбанистки, социология архитектуры и ветвь исторического архитектуроведения (социологический метод исследования историко-архитектурных объектов). Урбанистка, исследуя вопросы функционирования и развития городов, сделала социологический метод неотъемлемой частью собственного инструментария. В работах Глазычева В.Л., Правоторовой А.А., Хачатрянца К.К. и других раскрываются перспективы применения социологического подхода в прикладном аспекте по отношению к существующей и проектируемой урбанизированной среде. Данное направление лежит в стороне от интересующей нас историко-аналитической проблематики, поэтому ограничимся его упоминанием.

В дисциплинарных разделах социологии архитектуры и архитектуроведения (в последнем – в ситуации применения социологического метода к исследованию архитектурных объектов) взаимодействие архитектуры и социологии с методологической точки зрения носит различный характер. Вильковский М.Б. приводит такое определение социологии архитектуры: «Социология архитектуры – направление в социологии, которое ориентировано на изучение структуры общества и механизмов социализации индивидов через рассмотрение архитектуры общества» [2, c. 208], в то время как социологический метод в архитектуроведении направлен на исследование конкретных явлений в архитектуре, учитывая особенности общества, его структуру, динамические социальные процессы, происходящие в обществе и пр. Таким образом, социология архитектуры изучает общество через архитектуру, а социологический метод в архитектуроведении поясняет архитектуру через специфику общества, породившего ее. В процессе применения социологического метода в архитектуроведении объектом исследования остается архитектура, а для социологии архитектуры архитектура – линза, через которую она изучает общество. Несмотря на разность позиций, близость их очевидна, и вполне естественным кажется взаимодействие двух обозначенных областей знания. Но, к нашему удивлению, тот же Вильковский М.Б. ни в цитируемой статье, ни в своей книге «Социология архитектуры», которая аннотируется как «обзор западной и отечественной социологической теории архитектуры» [3, c. 4], даже не упоминает ни о социологическом методе в архитектуроведении, ни о существовании целого ряда социологических исследований архитектуры, проводимых в сфере архитектуроведения профессиональными архитекторами и историками архитектуры. Более того, в заключение своей книги он делает вывод о том, что «в России социология архитектуры в настоящее время отсутствует» [3, c. 271], правда? автор делает оговорку о роли архитекторов эпохи советского авангарда в развитии данной области знания [3, c. 271]. Примем это утверждение, разграничив области социологии архитектуры и социологического метода в архитектуроведении. Однако оговоримся, что, оставаясь в собственной «комнате» познания, которой в нашем случае выступает историческое архитектуроведение, при раскрытии нашей темы в равной степени будем прибегать и к библиографии обоих разделов из-за схожести их содержания.

Между тем, история архитектуры содержит целый ряд конкретно-проблемных исследований, выполненных с использованием социологического подхода. Это работы Власюка А.И., Хан-Магомедова С.О., Кириллова В.В., Микишатьева М. Н., Торопцевой А.Н., Ревзина Г.И., Паперного В., Брумфилда У.К., Рубла Б. А., Эдельмана Р., Близнаковой М., Пэллота Д., Коткина С., Рютерс М. Большое внимание социальной составляющей архитектуры уделено в работах Иконникова А.В. и Хайта В.Л. Однако методологическая сторона вопроса применения социологического подхода к исследованию историко-архитектурных объектов не отличается разработанностью.

Социологический метод в ряду других, находящихся в арсенале истории архитектуры, упоминается Баклановым Н. Б., Некрасовым А.И., Проскуряковой Т.С., Азизян И.А., Славиной Т.А., Флиером А.Я. Более пристальное исследование методологии социологического анализа памятников архитектуры обнаружено нами только в двух работах: в статье Воронина Н.Н. «Архитектурный памятник как исторический источник (Заметки к постановке вопроса)» [4, c. 41-76] и в статье Назаровой М.П. и Сидельникова Д.М. «Социальный смысл архитектурных объектов» [5, c. 188-191]. Воронин Н.Н. рассматривает архитектурный памятник как комплексный исторический источник, несущий в себе информацию о различных сторонах жизни общества, в том числе об уровне развития экономики, политической ситуации строительного дела, об эстетических предпочтениях и пр. Автор обозначает направление исследования без методологической разработки конкретных исследовательских приемов. У Назаровой М.П. и Сидельникова Д.М. архитектурный объект также является транслятором социально значимой информации. Авторы затрагивают вопрос о социальных функциях архитектуры, выделяя всего две из них – идеологическую и мировоззренческую. Имея большую научную значимость, данные работы не раскрывают во всей полноте вопрос методологии социологического подхода в историко-архитектурном исследовании. В данной статье мы попытаемся обозначить методологические основания социологического подхода в историческом архитектуроведении, а также некоторые его особенности, такие как уровневое деление и социальная стратификация. Отдельно остановимся на особенностях объекта исследования, его социальных функциях и видах социального влияния на архитектуру.

***

Фундаментальную дисциплинарную комплиментарность исторического архитектуроведения и социологии можно объяснить на теоретическом уровне, рассмотрев характер взаимодействия трех дисциплин, лежащих в основании этого процесса: архитектуроведения, истории и социологии (рис. 1).

Рис. 1.

Очевидным фактом является то, что любое историко-архитектурное исследование проводится, как минимум, в двух дисциплинарных плоскостях – это архитектура и история. В случае привлечения социологического метода в нашей схеме добавляется дисциплинарная плоскость социологии. Действие это оказывается достаточно не противоречивым, так как история и социология обладают «органическим единством», отмечаемым многими основоположниками социологии, среди которых Конт О., Лакомб П., Дюркгейм Э. [6, c. 172-173]. Последний называл сравнительно-исторический метод – один из основных методов истории (как, впрочем, и истории архитектуры) – «социологическим по самой его природе» [6, c. 173]. Органическое единство истории и социологии Дюркгейм также видел в том, что без знания конкретно-исторического материала нельзя выяснить процесс развития самих объектов социологического изучения [6, c. 173].

По отношению к другой составляющей нашей пары (архитектура и история) – архитектуре, социологический метод не менее органичен, т.к. архитектура – это вторая природа, рукотворная среда обитания человека и общества. Существенность социальной составляющей архитектуры отмечалась многими исследователями. Некрасов А.И. замечает, что «архитектура – это не только произведение искусства, объект для восприятия человеком, но и среда, в которой он живет, т. е. это он сам во всей сложности своего социального бытия… Социальное значение зодчества вообще громадно; об этом повествует вся история архитектуры» [7, c. 457]. По Иконникову А.В., главный признак архитектурного сооружения – пространство имеет социологический характер [8, c. 92]. Значимость социальной составляющей архитектуры и возможность ее запечатления и сохранения во времени отразилась в различных эпитетах, которыми наделяли архитектуру разные авторы, среди них: «архитектура – это зеркало создавшего ее общества» [9, c. 39], «сейсмограф общества» [3, c. 112], «овеществленная история» [10, c. 231], «окаменевшее общество» [3, c. 220] и пр.

Еще одним свойством архитектуры, значимым для социологического подхода, является особенность ее восприятия, с этой точки зрения, архитектура – массовое, «народное» искусство, взаимодействующее с обществом в форме восприятия и использования большим количеством людей. Некрасов говорит о «всенародности» зодчества как о характерном свойстве монументального искусства, доступном для всеобщего восприятия и естественно отражающем настроенность этого восприятия [7, c. 457]. Но между восприятием и «пониманием» архитектуры Некрасов А.И. проводит четкую границу. Применение социологического метода к историко-архитектурному объекту это один из путей его понимания, возможность поиска социального и социокультурного смысла. Ермичева В. А. называет главной задачей социологии искусства – «проникнуть в смысл созданного произве¬дения искусства, чтобы понять и интерпретировать его как социокультурный смысл» [11, c. 5].

Такая же задача ставится в архитектуроведении в ситуации применения социологического подхода к исследованию, но решение этой задачи должно быть подкреплено конкретными методологическими процедурами, которые сформировались в рамках самой социологии. Чтобы пояснить методологические возможности решения этой задачи, мы вынуждены обратиться к более общему вопросу классификации методологических подходов в социологии и ее уровневого деления (рис. 2), проводимого с целью обозначения разности методологических оснований в тех или иных исследованиях. Важность разведения социологии по уровням подчеркивает А.Я. Зись: по его мнению, смешение этих уровней может привести к утрате или к снижению научной значимости социологии [12, c. 241].

Рис. 2

Общий номотетический характер социологии [13, c. 5] определяется свойством социологического подхода переходить от отдельных эмпирических фактов к их теоретическому обобщению на основании выдвинутой гипотезы или теории. Процессуально это выглядит так: отдельные факты рассматриваются в более широком контексте (историческом, социальном, экономическом, политическом и пр.), выдвигается теория, определяющая свойства изучаемых объектов, и доказывается ее справедливость. Как методологически и на каких основаниях будет проводиться обобщение разрозненных фактов и то, каким образом будет доказываться выдвинутая гипотеза, зависит от того, к какому из уровней социологии будет относиться конкретное исследование.

Существует несколько вариантов уровневого деления социологии и соответствующих им методологических подходов к исследованию в рамках социологического метода. Несколько вариантов классификации появились вследствие наличия различных оснований классификационного деления.

По характеру получаемого социологического знания социологические исследования подразделяются на эмпирические и теоретические [14] (в других источниках – индуктивные и дедуктивные [11, c. 4-5]). Сутью эмпирических исследований является сбор и накопление фактологических данных, их точные количественные измерения, статистический и количественный анализ; обобщение данных производится только на начальном уровне. В теоретических исследованиях проводится учет влияния социологических факторов, построение гипотез и концепций, теоретическое обобщение является здесь первостепенной задачей. Т.е. деление на эмпирические и теоретические исследования происходит в зависимости от того, в большей или меньшей степени проявляется в них номотетический характер социологии.

Под влиянием двух различных парадигм социального познания (сциентистской и гуманитарной) сформировались позитивистский и «понимающий» уровни социологии. Первый ориентирован на классический сциентистский образец научности, взятый из естествознания, в котором реализуется «отчужденное сциентистско-объективистское отношение исследователя к обществу, его феноменам и процессам» [11, c. 11]. Опорой здесь служит постулат о тождестве социальной и природной реальности. Несмотря на разность оснований, прослеживается явное сходство данного уровня исследований с эмпирическим, т.к. и здесь, и там основным инструментарием в исследовании являются анкетные опросы, привлечение статистических данных.

Принципы «понимающей» социологии сформировались в рамках философии неокантианства, которое выдвинуло понимание и истолкование социальных феноменов и процессов в качестве приоритетной задачи [11, c. 12]. Ключевым моментом здесь является интерпретация социокультурных смыслов социальных феноменов, анализ социального контекста данных феноменов, генезис их формирования, трансформации, развития. Вместе с позицией наблюдателя, включенного в исследовательский процесс, эти черты позволяют характеризовать «понимающий» уровень социологии как неклассический.

В ситуации применения социологического метода в архитектуроведении обнаруживается, что позитивистский – эмпирический – подход применяется, как правило, в исследованиях, ориентированных на практику архитектурного проектирования. Глазычев В.Л. говорит о том, что в рамках социологического подхода возможно построение «мостиков перехода» между уровнем общества и архитектуры в целом к уровню конкретного проекта, конкретного задания на проектирование [15]. Эта задача реализуется как в процессе подготовки технического задания на проектирование новых объектов, так и с целью изучения отношения общества к существующим архитектурным объектам, комплексам, среде и пр. В советский период перед архитектурной наукой ставился ряд прикладных социально-архитектурных задач. Хачатрянц К.К. обобщает их до двух теоретических положений: это поиск модели социального оптимума и определение социально-функциональных требований к архитектурному объекту, в том числе его пространственных и визуальных характеристик [16, c. 92.]. Не будем уходить в сторону от теоретико-методологической проблематики и вдаваться в вопрос, насколько удачно применялись на практике социологические исследования в прошлом (например, в сфере решения жилищной проблемы в СССР середины 1950-х годов). Оговоримся лишь, что сегодня перспективность применения социальных теорий в процессе разработки архитектурного проекта исследуется целым рядом западных социологов, что связывается с развитием социологии архитектуры как раздела общей социологии [3].

Для раскрытия темы нашей статьи большего внимания требует уровень теоретической – «понимающей» социологии, т.к. именно сюда можно отнести социально-методологическую основу абсолютного большинства историко-архитектурных исследований, выполненных с применением социологического подхода. Применение данного подхода связано с реализацией объяснительной функции истории архитектуры, которую Овчинникова Н.П. называет свидетельством высокого уровня развития современной теории архитектуры [17, c. 19]. Социологический подход отвечает пожеланию современной истории архитектуры преодолеть стремление традиционной историко-предметной методологии «объяснять архитектуру из самой архитектуры» [18, c. 28]. Флиер А.Я. замечает, что познание архитектурного объекта через фокус места и времени позволяет глубже и полнее раскрыть его культурно-историческое содержание, нежели один только типологический анализ его формы [19, c. 32-33]. Архитектурное произведение создается не во имя самого себя, а в определенных социальных интересах общества, живущего в конкретных природных и исторических условиях, и его создание обусловлено удовлетворением потребностей этого общества, а не игрой в стили, типы, формы, образы и строительные приемы. Этим объясняется актуальность поиска ответа на вопрос «почему, с какой целью и под воздействием каких обстоятельств строилось именно это, именно тогда и там, а, главное, именно так, а не как-либо иначе» [19, c. 33]. Здесь же Флиер А.Я. призывает рассматривать историю архитектуры, как науку о конкретных человеческих обществах и тех обстоятельствах их бытия, которые потребовали «именно такого сложения камней и бревен, а не какого-либо иного» [19, c. 33]. На решение этих задач и направлен социологический метод исторического архитектуроведении. Ключевым этапом здесь является построение тех же «мостиков перехода» между уровнем архитектуры и уровнем общества, какие требуются при работе на эмпирическом уровне социологии архитектуры. Междисциплинарный переход осуществляется в процессе перевода с языка архитектуры на язык социологии (и обратно), и здесь в полный рост встает одна из основных проблем гуманитарного знания – проблема интерпретации. В данной ситуации критерии научности результатов исследования оказываются в прямой зависимости от того типа рациональности, к которому тяготеет исследователь. Классический рационализм признает научность результатов социологических исследований только в случае производства объективных знаний, когда социология способна «множественность отдельных представлений заменить картиной подлинного положения дел» [2, c. 209]. Неклассический тип рациональности опровергает саму возможность познания истины и за критерий научности принимает «принцип открытости», признающий допустимость множества интерпретаций, «когда ни один вывод, по определению, не конечен и не может стать истиной в последней инстанции» [20, c. 122]. Такие допущения, по-нашему мнению, чреваты созданием мифов вместо научных концепций, что приводит к возврату мышления на уровень мифологического и, как следствие, порождает процедуру ремифологизации культуры в целом [21].

Нам ближе классический тип рациональности, который задает направление на поиск адекватного понимания действительности, соответствующего подлинному положению дел. В то же время помещение социологического метода в уровень «понимающей» социологии открывает новые возможности для творческого поиска и предоставляет методологические инструменты для реализации индивидуализирующего (в отличие от генерализирующего) подхода в исследовании памятника архитектуры.

***

В нашем анализе социологического метода в историческом архитектуроведении перейдем от общих философско-теоретических положений к более конкретным дефинициям. Как говорилось выше, объектом исследования в ситуации применения социологического метода к историко-архитектурному памятнику являются те его аспекты, которые имеют непосредственную связь с явлениями социального характера. Эти аспекты условно можно дифференцировать на три группы (рис. 3):
1) характеристики памятника, значимые для социологического подхода;
2) типы воздействий социального характера;
3) социальные особенности и характеристики общества, имеющие непосредственное влияние на объект исследования.

Итогом применениния социологического метода является понимание социокультурного смысла архитектурного объекта.

Рис. 3

Одной из важных для социологического подхода характеристик историко-архитектурного объекта является наличие у него одной или нескольких социальной функции. С точки зрения социологии, выявление социальной функции лежит в основе процесса социальной интерпретации, так, Лаутур Б. определяет социальную интерпретацию объекта замещением его соответствующей социальной функцией [22]. Для архитектуры социальная функция также является основополагающим свойством, в связи с чем некоторые авторы дают определение архитектуры и архитектурной формы через данное понятие. Так, Флиер А.Я. воплощение социальной функции отождествляет с содержательным аспектом архитектуры, а архитектурную форму определяет как продукт реализации этого содержания в прилагаемых условиях [19, c. 33]. Т.е. социальная функция для архитектурного объекта выступает в качестве одного из значимых формообразующих факторов.

Для архитектуры свойственны как специфические социальные функции, так и соотносимые с социальными функциями искусства как такового [11, c. 93]. В качестве основных мы выделяем защитную, регулятивную, эстетическую, развлекательную (эмотивную), образовательно-воспитательную, социально-коммуникативную, идеологическую и мировоззренческую функции архитектурного объекта. В архитектурном сооружении они могут восприниматься в совокупности либо по отдельности.

Защитная функция является исторически первой социологической функцией архитектуры. Она лежит в основе общественной потребности в архитектуре как таковой и направлена на создание физических условий существования и деятельности человека, способствуя его биологическому выживанию и прогрессу как социального вида [23, c. 23].

Оградительная функция обеспечивает обособление определенного количества людей и создает условия осуществления определенных видов деятельности без вмешательства со стороны более широкого материального и социального окружения [3, c. 150]. С ней связана ограничивающая функция, присущая самой идее формы, которая фиксируя границы, придает части материального мира некую целостность путем ее отграничения от всего остального [24, c. 25]. Этим обеспечивается потребность человека или групп людей на уединение или близкое общение.

Логическим продолжением ограничивающей фикции является регулятивная, вписывающая в архитектурную форму некий сценарий действий, дифференцирующийся от относительно гибкой вариативной организации до точной «партитуры» действий [23, c. 28]. Иконников А.В. приводит ряд исторических примеров осуществления архитектурой регулятивной функции – это и храмовые комплексы Древнего Египта, и строго канонизированные в соответствие с традиционными религиозными обрядами культовые постройки основных мировых религий, таких, например как ислам и христианство [23, c. 28]. Достаточно жесткая поведенческая заданность присуща и архитектуре классицизма, с ее обязательными правилами последовательности помещений, связанными с ритуалами представительства. Принципы формообразования романтизма, эклектики, модерна, напротив, направлены на снижение степени поведенческой регламентации архитектурными средствами.

Социально-коммуникативная функция архитектуры заключатся в обеспечении коммуникации между людьми. Архитектурными средствами коммуникативный процесс обеспечивается на всех стадиях – от создания предпосылок для общения до самого акта передачи и хранения информации. В более широком смысле архитектура создает среду для развития и функционирования определенного типа общественных отношений [25, c. 93].

Следующую социальную функцию – развлекательную – выделяют применительно к искусству вообще [11, c. 93], т.к. предполагается, что в других видах искусства данная функция более распространена, нежели в архитектуре. Однако, с точки зрения свойств архитектурной формы (а не типологии зданий), ею может быть наделено практически любое архитектурное здание и сооружение, созданное для того, чтобы своим видом удивлять зрителей (пример – Китайская деревня в Царском селе). Мы предлагаем рассмотреть данную функцию в более широком контексте и, позаимствовав термин у Якобсона Р., назвать эмотивной. Якобсон обозначил данным термином одну из шести функций языка, проявляющихся в коммуникационном процессе [26]. По Якобсону, эмотивная функция связана со стремлением произвести впечатление, наличия в высказывании определенных эмоций. В архитектуре эмотивная функция направлена на создание некоторого эмоционального впечатления у зрителей. Спектр эмоций и психологических реакций в таком случае оказывается гораздо шире развлечения – это и чувство благоговения, свойственное восприятию зрителем храмовой архитектуры; и эмоции «хаотического ряда», возникающие при созерцании распадающихся объемов «антигравитационной» архитектуры деконструктивизма. Таким образом, эмотивной функцией закрепляется уровень чисто эмоционального, психического взаимодействия архитектурного объекта и человека (общества). Данная функция не требует контекстного прочтения и воспринимается зрителем на уровне феномена.

Эстетическая функция архитектуры осуществляется в процессе восприятия человеком архитектурного сооружения и является следствием воздействия на его сознание, мышление и психику различных эстетических категорий, таких как гармоничное – дисгармоничное, прекрасное – безобразное, высокое – низменное. Часто именно эстетическая составляющая архитектуры выступает в качестве основного критерия оценки архитектурного сооружения и имеет огромное влияние на человека и общество, задавая качество архитектурно-художественной среды как второй природы.

В отличие от предыдущих, образовательно-воспитательную, идеологическую и мировоззренческую функции объединяет свойство семантической насыщенности архитектурного объекта, наличие в нем особого смыслового содержания. Это свойство вызывает стойкий интерес многих исследователей уже потому, что выражение идей архитектурными средствами – это, по словам Некрасова А.И., «всегда загадка, которую приходится отгадывать» [7, c. 452]. Происходит это потому, что способность трансляции смыслов архитектурным объектом существует в ситуации справедливости двух утверждений. С одной стороны, архитектура «лишена прямой изобразительности» [27, c. 146], а с другой стороны, она способна «вовсю транслировать идеи» [24, c. 19]. Значение привносится в архитектурный памятник различными «непрямыми» путями, одним из них является наделение его социальной функцией и, как следствие, социальным смыслом. Иконников отмечает, что архитектурную форму можно рассматривать как систему знаков, текст, несущий в себе утилитарно-практическую и социально-ориентирующую информацию [28, c. 10].

В трансляции архитектурным сооружением определенной значимой информации реализуется образовательно-воспитательная функция архитектурного объекта. Как правило, осуществляется эта трансляция средствами монументально-декоративного искусства: фрески, витражи, рельефы и пр. Примеров тому множество – от рельефов и барельефов на мифологические темы на фронтонах и метопах античных храмов до религиозных сюжетов интерьерных и экстерьерных изображений христианского культового зодчества. Более широкий смысл образовательно-воспитательной функции заключается в поддержании в обществе культурной и исторической памяти. Осуществляется данная функция смысловой связью архитектурных сооружений со значимыми историческими и культурными событиями. Архитектурные памятники могут быть непосредственными участниками знаковых событий (так, архитектурный образ Московского Кремля вобрал в себя многие славные страницы истории России – от освобождения Кремля бойцами народного ополчения под предводительством Минина и Пожарского до праздничного парада Победы 1945 года), либо монументальные сооружения и комплексы, а в отдельных случаях и целые градостроительные ансамбли, посвященные героическим событиям, пережитым обществом (Собор Василия Блажного в Москве, Александровская колонна в центре Дворцовой площади Санкт-Петербурга, монументальный комплекс на Мамаевом кургане в Волгограде). Социально-образовательная функция является медиатором между людьми разных поколений, исторических эпох, субкультур, она – носитель исторической памяти.

Идеологическая функция также опирается на возможность архитектурных объектов быть носителями социальных ценностей, но здесь ценности составляют основу официальной идеологии государства (или правящей власти) в тот или иной исторический период, а архитектура становится транслятором официально принятой идеологии или «системы идей». Идеология вырабатывает определенные программы мышления и социального действия людей, а архитектурные объекты становятся при этом «символическими идеологическими ориентирами» [5, С. 189]. Идеологическая функция в архитектурном сооружении может стать приоритетной по отношению к его основной (типологической) функции. Назарова и Синельников приводят в качестве примера такого замещения Афинский Парфенон, где первичная религиозная функция отступила на второй план относительно идеологической функции, и античный храм воспринимался в первую очередь как монумент гражданской славы Афин, отражающий историческую миссию города-государства [5, c. 189]. Свойство архитектуры репрезентировать определенные идеологические установки в разные времена использовалось различными структурами, если не для подчинения, то для убеждения людей. Наличие идеологической функции в культовой архитектуре средневекового мира отмечает А.В. Иконников. В Новое время создание идеологий стало особой задачей [29, c. 9]. В наибольшей степени идеологическая функция архитектуры эксплуатировалась тоталитарными политическими режимами. Отличительным свойством идеологий тоталитарных систем является отсутствие конкуренции с идеологиями других политических и социальных групп. В качестве наиболее впечатляющих образцов идеологизированной архитектуры ХХ века Иконников А.В. приводит архитектуру России сталинского периода, муссолиниевской Италии и официальную архитектуру США [29, c. 10].

Наиболее общие представления человека о мире и взаимоотношениях человека с миром выражаются реализацией в архитектурном объекте мировоззренческой функции посредством выражения архитектурными средствами картины мира, актуальной для того или иного общества и эпохи. Концепт картины мира, являясь наиболее емкой характеристикой человека и общества, играет важную роль в теории социокультурной стратификации общества, т.к. задает существенный критерий для аналитической дифференциации исследуемого общества.

Картина мира – это идеальная модель мироустройства видимого и умопостигаемого пространства, запечатленная в архитектурном сооружении системой знаков и символов. Традиционные архаические культуры сформировали и зафиксировали в памятниках архитектуры вариации мифологической картины мира, для которой свойственна стройная система ценностей и смыслов, оппозиций и отождествлений, ясный порядок Космоса [24, c. 24]. Наиболее распространенным пространственно-символическим выражением ее является модель Мирового древа с характерным трехуровневым делением Мира [24, c. 21]. Основным свойством религиозной картины мира является незыблемость, в архитектуре оно закрепляется строительным каноном. Морфологическая устойчивость храмовой архитектуры помимо других приемов обеспечивается воспроизводством устойчивой структуры интерьерного пространства храма в виде осевой композиции «земля – небо» с осью, проходящей через подкупольное пространство и завершающейся купольной полусферой – небосводом [30, c. 212]. Картине мира человека и общества Нового времени в меньшей степени присуще свойство знаковости (т.е. ее насыщенность знаками и символами, несущими в себе некое смысловое содержание). Следствием этого является перерождение языка архитектуры в набор «семантически нейтральной орнаментики» [29, c. 16]. Эклектичный метод в архитектуре игнорирует символическое содержание архитектурных форм, начиная с периода неоклассики XIX века. Ревзин Г.И. в качестве примера такого способа формообразования приводит архитектурное решение здания Биржи на стрелке Васильевского острова, выполненное по образу античного храма [24, c. 30]. Постмодернизм возвращается к содержательной стороне архитектурных форм, но это происходит лишь на уровне историко-культурных ассоциаций.

Понятие картины мира является «принципиально междисциплинарным» [31, c. 447], поэтому и анализ мировоззренческой функции архитектуры, как и других «смыслосодержащих» социологических функций, предполагает параллельное использование различных методологических подходов (семиотического, иконологического, этнографического, культурологического и др.). Способы исследования смысловой составляющей архитектурной формы в ситуации применения социологического подхода будут рассмотрены нами в разделе, посвященном методам, смежным с социологическим.

Социологические функции архитектуры, рассмотренные нами выше, охватывают собой весь спектр восприятия человеком действительности: от физиологии и психики до самых высоких и общих категорий познания, таких как мировоззрение и картина мира. Анализ социологических функций архитектуры дает картину взаимодействия архитектуры, человека и общества в различных коммуникативных уровнях, репрезентируя социальную полифункциональность архитектуры. Определение социальных функций в ходе социологического анализа позволит оценить роль и значение архитектурного объекта в обществе исследуемого периода и с иных позиций проинтерпретировать его гуманитарную составляющую.

Исследование социальных функций и социального смысла архитектурного объекта может быть дополнено рассмотрением видов социального влияния на архитектуру, так как для социологического анализа интересны в первую очередь архитектурные объекты, испытавшие на себе такое влияние на стадии создания, строительства или эксплуатации.

Библиография

1. Вежель Г. С. Научный потенциал существующего историко-архитектурного знания / Г. С. Вежель // Методологические проблемы современного архитектуроведения. Сб. научн. тр. – М.: ВНИИТАГ, 1989.

2. Вильковский М. Б. Проблемы системного подхода в социологии архитектуры / М. Б. Вильковский // Социальная политика и социология. – 2008. – №5.

3. Вильковский М. Б. Социология архитектуры / М. Б. Вильковский – М.: Изд-во Фонд «Русский Авангард», 2010.

4. Воронин Н. Н. Архитектурный памятник как исторический источник (Заметки к постановке вопроса). / Н. Н. Воронин // Советская археология. – 1954. – XIX.

5. Назарова М. П., Сидельников Д. М. Социальный смысл архитектурных объектов. / Назарова М. П., Сидельников Д. М. // Вестник ВолгГАСУ., Сер.: Гуманит. науки. – 2007. – Вып. 9 (24).

6. Вайнштейн О. Л. Очерки развития буржуазной философии и методологии истории в XIX-XX веках. / О. Л. Вайнштейн – Л.: Наука. – 1979.

7. Некрасов А. И. Теория архитектуры / А. И. Некрасов – М.: Стройиздат. – 1994.

8. Иконников А. В. Пространство и форма в архитектуре и градостроительстве. / А. В. Иконников – М.: Ком-Книга. – 2006.

9. Проскурякова Т. С. О направленности исследований по всеобщей истории архитектуры. / Т. С. Проскурякова // Проблемы истории архитектуры: Всесоюз. науч. конф.: тез.докл. – М. – 1990. – Ч. 1.

10. Швидковский Д. О. От мегалита до мегаполиса: очерки по истории архитектуры и градостроительства. / Д. О. Швидковский – М.: «Архитектура-С». – 2009.

11. Ермичева В. А. Социология искусства: теория, методы, понятия. / В. А. Ермичева – М.: ИСПИ. – 2004.

12. Зись А.Я. В поисках художественного смысла. / А.Я. Зись // Избранные работы – М.: Искусство. – 1991.

13. Фриче В.М. Социология искусства / В. М. Фриче. – М.: Едиториал УРСС. – 2003.

14. Баскаков А. Я., Туленков Н. В. Методология научного исследования / А. Я. Баскаков, Н. В. Туленков // Учебн. пособ. – Киев: МАУП. – 2004.

15. Глазычев В.Л. Социология архитектуры — какая и для чего? / В. Л. Глазычев // Зодчество. – 1978. – №2 (21).

16. Хачатрянц К. К. Социальные основы архитектурного проектирования. / К. К. Хачатрянц // Учеб. пособие для вузов – Минск: Вышэйш. шк. – 1992.

17. Овчинникова Н. П. Становление архитектурного науковедения с. 19-23 / Н. П. Овчинникова // Жилищное строительство. – 1994. – №3.

18. Глазычев В.Л. История архитектуры: Объект, предмет и метод исследования / В. Л. Глазычев. – М. – 1988. – С. 28.

19. Флиер А.Я. Размышления о состоянии и перспективах историко-архитектурной науки / А. Я. Флиер // История архитектуры: Объект, предмет и метод исследования. – М. – 1988.

20. Жидков В. С. Искусство и общество /В. С. Жидков, К. Б. Соколов – СПб.: Алетейя, 2005.

21. Мушич-Громыко А.В. Естественные, общественные и гуманитарные науки как научно-образовательная основа современного общества [Электронный ресурс] / А.В. Мушич-Громыко // Наука и образование, VII Междуна. науч. конф., Кемеровский гос. ун-т. – 2008. – Режим доступа: // http://conference.kemsu.ru/conf/niobel2008/sect/index.dhtm.en?sec_id=935 

22. Латур Б. Когда вещи дают сдачи. / Б. Латур // Вестник МГУ. – 2003. – № 3. – (сер. Философия)

23. Иконников А. В. Художественный язык архитектуры / А. В. Иконников. – М. : Искусство, 1985.

24. Ревзин Г. И. Картина мира в архитектуре. «Космос и история» / Ревзин Г. И. // Очерки по философии архитектурной формы. – М.: ОГИ, 2002. –  144 с.

25. Неменский Б. М. Социальные функции пространственных и пластических искусств. / Б. М. Неменский // Вестник университета Российской академии образования. – 2006. – №2.

26. Якобсон Р. Лингвистика и поэтика. / Р. Якобсон // Структурализм: «за» и «против». – М. – 1975.

27. Ванеян С.С. Архитектурный символизм и иконографический метод / С.С. Ванеян // Вестник МГУКИ. – 2007. – № 1.

28. Иконников А. В. Историзм в архитектуре. / А. В. Иконников – М.: Стройиздат. – 1997.

29. Иконников А. В. Архитектура XX века. Утопии и Реальность. / А. В. Иконников – М. : Прогресс-Традиция. – 2001. – Том I.

30. Гуляницкий И.Ф. О внутреннем пространстве в композиции раннемосковских храмов / И. Ф. Гуляницкий // Архитектурное наследство. –1985. – №33. Социология искусства: учебник / В. Н. Дмитриевский, Е. В. Дуков, М. И. Жабский [и др.] – СПб.: Искусство-СПб, 2005.

Часть II

С точки зрения исследования социальных влияний на архитектуру социологический метод существует между двух крайних методологических позиций. Первая из них, именуемая «вульгарной социологией», пережила свой пик в 20-е годы ХХ века. Она провозглашала полную обусловленность искусства социальными факторами. В 1970-е годы ее уравновесил культурологический подход, в крайних своих проявлениях именуемый «вульгарной культурологией» [1, c. 60], рассматривавшей искусство в качестве самосознания культуры вне механизмов взаимодействия с обществом. И первая, и вторая позиции обосновываются принципом детерминизма – наличием причинной взаимосвязи между явлениями социальными (культурными) и искусством. Хайт В.Л. указывает на то, что для истории архитектуры детерминистский подход всегда рассматривался как подтверждение научности истории архитектуры [2, c. 22]. Следствием этого стала недооценка относительной независимости зодчего и его решений от внешних условий – социальных, культурных, экономических и прочих, характерная для историко-архитектуроведческих текстов. Здесь выходит на первый план полемика о том, что первично: социальные изменения влекут изменения архитектурных форм или искусство опережает общественное развитие, «проигрывая» будущие сценарии в собственном проблемном поле.

Вариантом снятия этих вопросов может стать индивидуализирующая позиция исследователя, предполагающая избирательный поиск методологических приемов, источников, обоснований для решения конкретных научных задач. Сегодня, учитывая историю развития и становления социологического метода в архитектуроведении, можно признать, что в социологических исследованиях архитектуры большое значение играет ситуативный фактор: в каких-то случаях социологический анализ является опорным для объяснения архитектурных явлений, в каких-то дополнительным, вносящим некоторые штрихи в общую картину, в каких-то не обязательным, либо вовсе неприменимым.

Для методологии истории архитектуры важно то, что социологический анализ дает возможность не только прямого понимания архитектуры через реконструкцию значимых социальных факторов, но и возможность обратного прочтения: по материальным свидетельствам восстановить социальную ситуацию далекого прошлого. Так, Воронин Н.Н. [3, c. 48] показывает, как по самому размещению тех или иных монументальных сооружений внутри древнерусского города можно делать важные выводы о его социальной топографии, например, характер стен Детинца во Владимире (1194-1196 гг.) свидетельствует о росте политической активности горожан, от которых феодалы вынуждены прикрываться монументальными крепостными стенами. Торопцева А.Н отмечает, что зодчество Новгорода XIII–XV вв. в некоторых случаях является и единственным источником, из которого мы черпаем сведения о социальной структуре города, одним из аспектов которой является преобладание на определенных этапах его жизни княжеской, церковной или боярской власти [4, c. 130]. Делитц Х. приводит работу Беньямина В., в которой анализируется облик капиталистического общества на примере улочек Парижа XIX в. [5, c. 113-121]. Здесь исследователь, подобно археологу, восстанавливает сохранившуюся историю ушедшего общества, запечатленную в специфической архитектуре переулков, пассажей, улиц и домов.

Различные виды воздействия социальных факторов на архитектуру требуют различного методологического подхода к исследованию. В этой связи актуальным оказывается вопрос их классификации. Как известно, объекты одной предметной области могут классифицироваться различными способами, в зависимости от того, какое свойство кладется в основание классификации. Для оптимизации и развития историко-социологической методологии целесообразно рассмотреть виды социального влияния на архитектурный объект с позиции изменчивости (рис. 4).

Рис. 4

В первом уровне такой классификации они будут делиться на статические и динамические. Построение статических и динамических моделей как методологический прием моделирования сложных систем применяется в различных областях научного знания. В социологическом анализе архитектурного объекта к статическому типу социальных влияний отнесем те, анализ которых не требует хронологического подхода, это констатация состояния системы «архитектурный объект – социум» в определенный момент времени. Динамические же влияния необходимо рассматривать в определенном временном континууме, т.к. они представляют собой цепь последовательно сменяющих друг друга, разворачивающихся во времени, взаимосвязанных социальных явлений, имеющих непосредственное влияние на архитектурный объект. Статические социальные влияния, в свою очередь, целесообразно классифицировать на внешние (относящиеся к внешней по отношению к архитектуре социальной среде) и внутренние (относящиеся непосредственно к самому архитектурному объекту).

Фиксацией статических внешних социальных влияний является описание социально-исторического контекста существования архитектурного объекта в определенный момент времени. Например, Микишатьев М.Н. в своем исследовании нарышкинского стиля рассматривает причины смены характера русского зодчества в конце XVII века [6, c. 197]. Автором фиксируется определенный временной отрезок – конец XVII века, для которого характерна концентрация социально-значимых событий, в результате имеющих влияния на архитектуру. В это время происходит ослабление влияния церкви, мировоззрение людей становится все более светским, богатое купечество, служилые и думные дворяне, больше выступая в роли заказчиков, оказывают заметное воздействие на искусство [6, c. 204-205]. Эти и другие факторы связаны со сменой характера русского зодчества, обновлением языка архитектуры, результатом которого оказывается появление нового архитектурного стиля – «нарышкинского».

Статические внутренние влияния запечатлеваются непосредственно в архитектурном объекте, «конструируя» его. Так, например, социальная структура русской семьи конца XIX – начала ХХ веков влияла на обустройство внутреннего пространства жилой избы, «которое было организовано в соответствии с делением на мужскую и женскую половины, устройство спальных мест от¬ражало иерархию поколений» [7, c. 11].

Днамические социальные явления также можно подразделить на внешние и внутренние. Динамические внешние воздействия также присущи внешней среде, по характеру изменений они делятся на постепенные и катастрофические. В вышеупомянутом исследовании [6, c. 198] Микишатьев Н.Н. останавливается на этих двух видах взаимодействия архитектуры и общества и отмечает, что постепенные изменения подготавливаются всем ходом исторического развития и, как правило, «сопровождаются революционными сдвигами в развитии художественной жизни народа» [6, c. 198]. К такому типу автор относит преобразования в России на рубеже XVII–XVIII вв. Потрясения катастрофического характера в большинстве случаев происходят под действием каких-то внешних сил, при этом они не оказывают радикального воздействия на художественную жизнь общества. В качестве примера автор приводит события Отечественной войны 1812 г. и Великой Отечественной войны 1941-1945 гг., когда катастрофические события, «сопровождающиеся огромными разрушениями и людскими потерями, даже не затронули стилевых особенностей архитектуры и других искусств, хотя и внесли изрядную долю героической патетики в послевоенный период» [6, c. 198].

Динамические внутренние социальные изменения присущи самой архитектуре. По степени преобразований их можно классифицировать на социальные влияния, ведущие к изменению традиционных архитектурных форм, и на те, что провоцируют появления принципиально новых форм. Изменение планировочной структуры русской избы, связанное с преобразованиями социальной структуры русской деревни в период между 1880 и 1930 годами, может служить примером эволюционного изменения архитектурной формы, происшедшее под действием социальных факторов. В этот период единственная большая комната деревенского дома, поделенная на гостиную спальню и кухню, перестала быть универсальной, подобно тому, как дробилась на отдельные классы социальная структура деревни. Распад традиционного крестьянского жизненного уклада был связан с процессом сближения сельской и городской архитектурной практики.

Примерами новых явлений в архитектуре, имеющих внешнюю социальную обусловленность, могут служить городские жилища дворян времен реформ Петра I, храмовая архитектура этого же периода, а также сформировавшийся к концу XIX века тип доходного жилого дома.

Принцип изменчивости – далеко не единственно возможное основание для классификации видов социальных влияний на архитектуру. Еще одним вариантом является классифицирование по типу социального влияния, сформированного в той или иной сфере социальной жизни общества, с этой точки зрения можно выделить политический, экономический, правовой, инокультурный типы воздействия.

Степень политического влияния на архитектуру красноречиво отражается в метафоре Лефевра А. о том, что соборы складываются из политических актов [8]. Однако исследователями отмечается, что для разных исторических этапов развития того или иного общества степень политического влияния на архитектуру варьируется. Так, для художественной жизни России 1920–1930-х свойственна «агрессивнейшея политизация» [9, c. 12], в иные периоды политическое влияние на искусство, в том числе и на архитектуру, ослабляется. В ситуации значительного влияния социально-политических фактов возможно построение системы каузальных связей между ними и архитектурой. Одним из вариантов такой работы является классификация архитектурных памятников в зависимости от изменения социально-политической обстановки. Примером тому может служить фрагмент исследования храмовой архитектуры Новгорода Торопцевой А.Н. [4, c. 136-137], в котором все новгородские храмы автор подразделяет на (I) церкви, построенные архиепископом (1292 – 1361 гг.); (II) церкви, принадлежащие светской части населения (1361 – 1429 гг.); (III) церкви, строительство которых было искусственно подчинено воли владыки, имевшего целью приостановить падение самостоятельности Новгорода (1429 – 1458 гг.); IV период – этап острых политических конфликтов, предшествующий паданию новгородской республики и получивший слабое отражение в архитектуре 1458 – 1478 гг.

Социально-политический фактор, например, вкусы влиятельных слоев общества, может инициировать развитие определенного направления в архитектуре. Так, развернувшееся монументальное строительство в Москве середины XVII в., проводимого по заказу и на средства влиятельных купцов и дворян, сыграло важнейшую роль в распространении стиля «русское узорочье» [6, С. 205].

Не менее обширен вопрос о роли политической личности в истории архитектуры. В.Л. Хайт напоминает о разностороннем участии в развитии стилеобразования русской архитектуры Петра I, Елизаветы Петровны, Екатерины II, Николая I [2, c. 197]. В советский период не меньший интерес к архитектурной проблематике проявляли И.В. Сталин и Н.С. Хрущев. В современных исследования делаются попытки поиска и разграничения в городской ткани реально выстроенного пространства и искусственно инсценированных в архитектуре социально-политических утопий [10].

Экономические влияния на архитектуру могут иметь разномасштабный характер. У Лефевра А. находим пример влияния экономических факторов на процесс формирования планировки города Тоскана [8], которая сложилась в XIII веке в результате гибрида городской и сельской экономической модели. Кроме землевладельцев на этих землях появились и издольщики, получающие свою часть произведенной сельской продукции. «Рoderi, дома издольщиков, группировались вокруг дворца, в котором время от времени жил владелец и постоянно проживал управляющий» [8]. Дома издольщиков соединялись с дворцом кипарисовыми аллеями, которые организовывали владения, разграничивая их на части. Перспективы кипарисовых аллей завершались городскими площадями. Так «новая социальная реальность» создала новый тип архитектурного пространства.

Примером анализа социально-экономического влияния на архитектуру в масштабе целой страны может служить статья Власюка А.И. об архитектуре России XIX – начала ХХ веков [11, c. 33-137]. Периодизацию развития архитектуры этого периода автор связывает с периодами развития экономики России; первый соотносится с промышленным переворотом и развитием капитализма во второй половине 30-х – середине 90-х годов XIX в., второй период связывается с развитием монополистического капитализма во второй половине 90-х годов XIX в. до начала XX в. Интересным для нас является объяснение факта появления новых аспектов в архитектуре, таких как новые типы зданий, новые стилистические явления, особенностями экономики рассматриваемого периода. Строительство новых типов зданий (многопролетные промышленные здания; вокзалы, станции; новые типы зданий для торговли – пассажи, большие многоэтажные универсальные магазины) связываются с ростом промышленности, расширением торговли, бурным развитием железнодорожного и водного сообщения, которые, в свою очередь, были вызваны промышленным переворотом 40 – 60-х годов [11, c. 35-36]. В качестве факторов, способствующих появлению архитектуры модерна в России, называются «включение России в международную систему империализма» и «усиление потока иностранного капитала в русскую промышленность» [11, c. 38]. Сосуществование модерна с ретроспективными течениями в архитектуре объясняются особенностями развития капитализма, сохраняющего «значительные пережитки предшествовавшей ему эпохи» [11, c. 39].

Красноречивым свидетельством влияния на архитектуру правого фактора вкупе с политическим и экономическим является вышедшее в ноябре 1955 г. постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР "Об устранении излишеств в проектировании и строительстве", инициированное Н.С. Хрущевым. С принятием этого постановления архитектурная форма была полностью отождествлена «с экономически и технологически оптимальной конструкцией» [12, c. 7], результатом чего явились монотонные массивы безликих зданий, распространившиеся по всей стране.

Другой тип влияния социальных факторов на архитектуру связан с воздействием иных социокультурных сред. Но прежде чем говорить о таком воздействии, заметим, что первоначально должен быть определен характер этих сред, они должны быть выделены, стратифицированы. Здесь мы сталкиваемся с характерным для социологического подхода методологическим приемом – социальной стратификацией, который требует отдельного рассмотрения. Стратификация общества, как исследовательская процедура, заложена в самом определение социологии, которая изучает «структуру различных групп, организаций и сообществ и то, как люди взаимодействуют в рамках этих образований» [13, c. 115]. Социальная стратификация – базовый уровень понимания устройства общества, к которому принадлежит исследуемый архитектурный объект. В современной социологии разномасштабные исследования общества – от человечества в целом до малых и мельчайших групп, соответствуют делению на макро- и микросоциологию [14, c. 177]. К уровню макросоциологического анализа относят проблемы «крупных социальных изменений» [15, c. 139], в первую очередь – это характеристика состояний общества (государства) в некоторый отрезок времени. Примером применения макросоциологического подхода в историческом архитектуроведении может служить исследование Кирилловым В.В. процессов европеизации русской архитектуры первой половины XVIII в. на материале архитектуры Москвы [16]. Автор прослеживает, как в результате воздействия ряда социокультурных факторов, решающими из которых являются реформы Петра I, изменяется средневековый образ Москвы. Преобразования затрагивают разнообразные аспекты архитектурной и градостроительной деятельности: от введения новых принципов организации городского общественного пространства и появления первых образцов увеселительных загородных усадеб европейского типа с регулярными парками до изменения в типологии и стилистике церковных, дворцовых, общественных зданий и типизации массового жилища. Воссоздание отдельных образцов европейской архитектуры и перенимание иностранного опыта в Москве обернулось последующим широким использованием опыта Голландии, Франции, Италии и других стран, включая палладианское наследие [16, c. 107.]. Новые для России архитектурные и градостроительные решения апробируются на московской земле, в результате чего складываются основные направления и приоритеты для формирования архитектурного облика будущей северной столицы России – Санкт-Петербурга.

Другим примером макросоциологического стратифицирования для исследования социального влияния на архитектуру может служить изучение влияния языческой культуры на архитектуру христианских храмов Владимиро-Суздальского княжества середины XII – начала XIII вв., здесь стратификация производится не по национальному признаку, как в предыдущем примере, а по культурно-религиозному – противопоставляются православная и древнеславянская культуры.

Макросоциологическое исследование, как разновидность генерализирующего подхода, рассматривает объект в составе общей, ранее обоснованной, системы. Ему в противовес микросоциологический анализ исследует проблему как индивидуальность, включая вопросы социального взаимодействия внутри малых групп и отдельных индивидуумов. В историческом архитектуроведении под этим углом часто рассматриваются вопросы взаимодействия архитектора, заказчика и других членов архитектурного процесса и то, какое специфическое влияние имеет их альянс на конечное архитектурное решение. Так, Ревзин Г.И. при анализе ситуации возникновения неоклассики в конце XIX века, учитывая общий социальный контекст, делает акцент на роли архитектора, заказчика и художественного критика в этом процессе. Результатом применения микросоциологического подхода является историческая реконструкция ситуации инициирования классического стиля, вызванное «совершенно ничтожными силами» – несколькими деятелями «Мира искусства» [17, c. 107].

Сачков Ю.В. цитирует высказывание Бунге М. по поводу специфики микросоциологического анализа статистических данных: «Исключительно статистический подход к общественно-историческим фактам и, более того, подход, сосредоточивающий внимание на измерении мелких деталей и не обращающий внимания на основные течения, может столь же вводить в заблуждение, сколь и чисто качественный подход… Исключительно статистическое рассмотрение имеет тенденцию оставлять в стороне общие направления общественного развития и внутренний механизм, вызывающий данные статистические результаты…» [15, c. 137]. Данное предостережение можно адресовать и к историко-архитектурному исследованию, т.к. выводность по частным вопросам предполагает согласованность с более общими тенденциями. Верно и обратное утверждение того, что именно частные, отдельно взятые факты, и формируют общую тенденцию.

Номотетический характер социологии, дающий приоритет генерализирующему подходу в социологическом исследовании, делает естественным процесс взаимодействия микро- и макросоциологического уровней в виде последовательного перехода от одного к другому. Так, Кириллов в упомянутой выше работе, исследуя масштабные процессы европеизации русской архитектуры первой половины XVIII в., неизбежно прибегает к рассмотрению частных явлений, таких как наслоение европейских мотивов в подмосковной усадьбе «Мещаниново», построенной Б.П. Шереметьевым, в архитектурном решении которой прочитывается типология шведского дворца, черты замков польских магнатов, палладианская планировочная схема итальянского дома-дворца и голландские декоры в духе протестантского классицизма [16, c. 98].

Углубляясь в методологическую проблематику социологического подхода нужно отметить значимость вопроса об источниках, становящихся опорной фактологической базой для последующих выводов. Как и для ряда других методов истории архитектуры, исследующих смысловую, содержательную сторону архитектурного памятника, для социологического подхода характерно привлечение разнообразных источников, относящихся к различным областям знания. Условно их можно разделить на три группы: источники, имеющие прямое отношение к архитектуре и истории архитектуры (тексты историков архитектуры, ранее работающих над данной темой, различные визуальные изображения, натурные исследования, археологические данные и пр.); источники социологического характера (статистические данные, факты социальной истории, политические и экономические сведения); дополнительные источники, привлекаемые из других областей знаний для воссоздания социально-исторического контекста (литературоведение, психология, религиоведение и пр.).

Для решения социологических вопросов в области архитектуры привлекаются не только дополнительные источники смежных дисциплин, но их методы. Мы ограничимся двумя примерами.

При исследовании социологических функций архитектурного объекта возможно применение семиотического деления их на первичные (денотируемые) и вторичные (коннотируемые), предложенное классиком семиотики Умберто Эко в книге «Отсутствующая структура» [18, c. 276-279]. Поскольку первичные и вторичные функции могут со временем преобразовываться, Эко У. приводит целую классификацию их возможных изменений. Это чисто семиотический прием, в котором используются основные характеристики знака (денотат и коннотат) и рассматривается преобразование их свойств в ходе коммуникативного процесса. Но когда этот методологический прием используется по отношению к социальной функции архитектурного объекта, мы сталкиваемся с ситуацией междисциплинарного взаимодействия, проходящего на стыке нескольких дисциплинарных плоскостей.

В этой же работе мы находим пример синтеза социологического, культурологического и архитектуроведческого подходов. Он осуществляется в различении восприятия пространства в западной и восточной культуре. «Люди Запада воспринимают пространство как пустоту между предметами, тогда как для японца (припомним их садовое искусство) пространство – это форма среди других форм, наделенная собственной конфигурацией» [18, c. 318]. В этом примере в центре внимания оказывается архитектурное понятие – пространство, для его адекватного понимания применяется социологическое стратифицирование и знания культурологического характера.

Наиболее уязвимая сторона социологического подхода, как и других «интерпретационных» методов, относящихся к гуманитарной парадигме, является относительная доказуемость выводов, т.к. за ними обычно лежит избирательность источниковой базы и авторская интерпретация причинно-следственных отношений, типируемых как значимые для архитектурного процесса. Строгие процессуально-методические рекомендации, обеспечивающие результативность исследования в естественных науках, в этом случае оказываются не полными и не достаточными. Приходится говорить о более тонких когнитивных состояниях, таких как индивидуальная логическая настроенность автора на действительную мотивационную причину тех преобразований в области архитектуры, которые оказываются в центре исследуемой проблемы.

Заключение

Наш краткий обзор методологических особенностей применения социологического метода в историко-архитектурном исследовании показал, что, в первую очередь, данный метод применим в решении вопросов возникновения и функционирования историко-архитектурных объектов в конкретной социальной среде, т.е. при таком подходе генезисный и функциональный аспекты оказываются приоритетными. Однако при постановке вопросов относительно социальных смыслов архитектуры возможен выход в плоскость мировоззренческого знания. В этом случает методологическое взаимодействие социологии и архитектуроведения расширяется путем дополнительного привлечения методологий иных гуманитарных дисциплин. Постановка вопроса о социальном смысле подразумевает семиотический подход к архитектурному объекту (знаку) как непосредственному носителю социального смысла. Отправной точкой в любой интерпретационной деятельности является индивидуальный авторский выбор способа восприятия объекта интерпретации. Способ восприятия (интуитивное понимание, ассоциативное сопряжение, эстетическое вчувствование, традиционное соотнесение или рациональное познание [19, c. 199]), в свою очередь, обуславливает методологическое предпочтение дополнительной дисциплины. В режиме такого многосоставного междисциплинарного взаимодействия работают аналитическая и социальная психология, архитектурная семиотика, символический интеракционизм [13, c. 124] и другие направления, исследующие вопросы влияния архитектуры на сознание, мышление человека, а также то, как архитектура отражает представления человека о мире и месте человека в мире.

Перспективность применение социологического метода в исследовании мировоззренческой проблематики архитектуры представляется нам очевидной, но такой ракурс требует своей методологии, отличной от генезисно-функционального подхода, принятого сегодня. Обоснование и разработка социально-гуманитарной методологии с опорой на свой тип рациональности рассматривается нами как тема отдельного исследования.

***

В одном интервью Давид Саркисян назвал музейное дело «взглядом на достижение человечества с точки зрения вечности», смысл этой цитаты можно перенести и на историю архитектуры, т.к. она тоже позволяет взглянуть на достижения человечества в области архитектуры с точки зрения вечности. История архитектуры хранит непреходящие образцы решений архитектурных объемов и пространств. Эклектика, с ее прямым и косвенным цитированием, доказала, что простой перенос замыслов и деталей сам по себе не создает гармоничного нового. Гармония – это нечто большее. Социологический метод в его социально-гуманитарном аспекте может дать возможность понимания гармонии архитектуры прошлого через познание принципов взаимодействия сознания человека (общества) и материальной среды (архитектуры прошлого) с последующей экстраполяцией этого знания на архитектуру настоящего и будущего.

Библиография

1. Чухович Б. К проблеме социологического изучения художественных феноменов (духовно-содержательный аспект) / Б. К. Чухович // Архитектура и культура: сб. научн. тр. ВНИИТАГа. – М.,1990. – №1.

2. Хайт В.Л. Об архитектуре, ее истории и проблемах: сб. науч. ст. / В. Л. Хайт – М.: Едиториал УРСС, 2003.

3. Воронин Н. Н. Архитектурный памятник как исторический источник (Заметки к постановке вопроса) / Н. Н. Воронин // Советская археология. – 1954. – XIX.

4. Торопцева А. Н. Архитектурный памятник как источник социально-политической истории Новгорода конца XIII-XII вв. / А. Н. Торопцева // Вопросы охраны, реставрации и пропаганды памятников истории и культуры.: сб. науч. тр.– М.,1982. – №109.

5. Делитц Х. Архитектура в социальном измерении. / Х. Делитц // Социологические исследования. – 2008. – № 10.

6. Микишатьев М. Н. «Нарышкинский стиль» и русская архитектура конца XVII века (к проблеме «переломов» в общественном и художественном развитии) / М. Н. Микишатьев // Архитектура в истории русской культуры: сб. ст. – М., 2005. – Вып. 6: Переломы эпох.

7. Эдельман Р. Каждый имеет право на жилище. Организация жилого пространства в русском крестьянском доме, 1880-1930 годы / Р. Эдельман // Жилище в России: век XX. Архитектура и социальная история. – М.: Три квадрата, 2001.

8. Лефевр А. Социальное пространство / А. Лефевр // Неприкосновенный запас. – 2010. – №2 (70).

9. Морозов А. И. Конец утопии. Из истории искусства в СССР 1930-х годов. / А. И. Морозов – М.: Галарт, 1995.

10. Monica Ruthers. Moskau bauen. Von Lenin bis Chru-scev. (Моника Рютерс. Строительство Москвы. От Ленина до Хрущева). – Wien-Koln-Weimar: Bohlau Verlag, 2007.

11. Власюк А.И. Архитектура России / А.И. Власюк // Всеобщая история архитектуры. – Том 10. Архитектура XIX – начала XX вв. Научно-исследовательский институт теории, истории и перспективных проблем советской архитектуры. – М. : Стройиздат. – 1972.

12. Иконников А. В. Историзм в архитектуре. / А. В. Иконников – М.: Стройиздат, 1997.

13. Вильковский М. Б. Социология архитектуры / М. Б. Вильковский – М.: Русский Авангард, 2010.

14. Вайнштейн О. Л. Очерки развития буржуазной философии и методологии истории в XIX-XX веках. / О. Л. Вайнштейн – Л.: Наука, 1979.

15. Сачков Ю. В. Научный метод. Вопросы и развитие / Ю.В. Сачков – М.: УРСС, 2003.

16. Кириллов В.В. Архитектура Москвы на путях европеизации: От обновлений послед. четверти XVII в. к петров. преобразованиям / В.В. Кириллов. – М.: Эдиториал УРСС, 2000.

17. Ревзин Г.И. Заказчик в архитектуре неоклассицизма начала ХХ века. К постановке проблемы / Г.И. Ревзин // Архитектура и культура: сб. научн. тр. ВНИИТАГа. – М., 1990. – №1.

18. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию / У. Эко – СПб.: Симпозиум,2004.

19. Шейкин А. Г. Символ / А. Г. Шейкин // Культурология ХХ век. Энциклопедия. – Т.2. – СПб.: Университетская книга, 1998. – Т.2.

Ссылка для цитирования статьи

Гудков А.А., Морозова О.В. ОСОБЕННОСТИ МЕТОДОЛОГИИ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ ИСТОРИКО-АРХИТЕКТУРНОГО ОБЪЕКТА [Электронный ресурс] /А.А. Гудков, О.В. Морозова //Архитектон: известия вузов. – 2011. – №1(33). – URL: http://archvuz.ru/2011_1/5 

Лицензия Creative Commons
Это произведение доступно по лицензии Creative Commons "Attrubution-ShareALike" ("Атрибуция - на тех же условиях"). 4.0 Всемирная