Уральский государственный архитектурно-художественный университет

ISSN 1990-4126

Архитектон: известия вузов. №1 (33) Март, 2011

Теория архитектуры

Бурцев Александр Геннадьевич

кандидат архитектуры, доцент кафедры теории архитектуры и профессиональных коммуникаций.
ФГБОУ ВО "Уральский государственный архитектурно-художественный университет",

Россия, Екатеринбург, e-mail: alexander.g.burtsev@gmail.com

КОЛЛЕКТИВНЫЕ СУБЪЕКТЫ КОММУНИКАЦИИ ПРОСТРАНСТВЕННОЙ СЕМИОТИКИ

УДК: 7.01
Шифр научной специальности: 87.4

Аннотация

В данной статье автор рассматривает правомочность использования терминов социологии применительно к описанию прагматического измерения семиотики урбанизированной среды, систематизирует характеристики коллективных субъектов коммуникации, осуществляемой посредством знаковых систем городской среды. Таким образом, основная цель работы – систематизация понятийного аппарата, на основе которого возможны междисциплинарные исследования на стыке теории архитектуры, семиотики, социологии, социальной психологии, а также практические предпроектные изыскания.

Ключевые слова: прагматическое измерение, пространственная семиотика, аспекты коммуникации, субъекты коммуникации, социальные общности

Прагматика – наиболее сложное измерение семиотики. Рассматривая отношение человека к знаку, мы невольно затрагиваем области не только философии, логики и лингвистики, но также психологии и социологии. И если для общей, абстрактной, семиотики описание этого измерения было проделано Чертовым [18], в лингвосемиотике существуют фундаментальные работы Левинсона [21], Мея [22] и др., то для пространственной семиотики (семиотики урбанизированных пространств) это измерение на сей день остается наименее изученным. Существуют, впрочем, работы, в которых описываются прагматические параметры смежных семиотик, например, мебели или автотранспорта [20], однако, они тоже не отличаются целостностью представлений о коммуникативном процессе.

Социальные группы как субъекты коммуникации в контексте философии прагматизма Ч.С. Пирса рассматривали еще в начале ХХ века американцы Ч.Х. Кули и Дж.Г. Мид [23]. С той поры качества различных социальных общностей были подробно изучены [1, 17, 19]. Исследования взаимосвязей деятельности элементов общества и визуального опыта начались с первой половины ХХ века и поныне продолжаются в рамках культурной и структурной антропологии (В. Беньямин [2], С. Сонтаг, К. Леви-Стросс). Сегодня же социальные науки в целом испытывают большой интерес к визуальной составляющей человеческого опыта, и формируется уже антропология «визуальная» [3, c. 5], изучающая главным образом различные виды изображений (фотография, кино, живопись), но также и архитектуру в контексте визуального восприятия. Теория архитектуры, в свою очередь, начиная с 60-х годов ХХ века, активно идет на сближение с гуманитарными науками и семиотикой, в частности. Изучением знаковой природы архитектуры активно занимался философ и писатель У. Эко, использование понятийного аппарата семиотики стало общим местом в теоретических работах таких практиков как Ч. Дженкс [6] или Р. Вентури. Начало XXI века ознаменовалось расцветом архитектурной социологии прежде всего в Европе и США. Опыт многочисленных зарубежных исследователей был собран в хрестоматийной работе М.В. Вильковского [4].

Отношение отдельного человека к знаку, составляющее суть интересующего нас прагматического измерения семиотики, фундаментальным образом изучено в отечественной психологии деятельности [8]. Разностороннее описание отношений элементов общества и знаковых систем присутствует во всей отмеченной литературе, не хватает только систематизации.

В архитектурной «библии» 80-х годов ХХ века – «Языке архитектуры постмодернизма» Ч. Дженкса [6] раздел «Прагматика» отсутствует, хотя «Семантика» и «Синтактика» в наличии. Вместе с тем, именно прагматика должна дать ответы на практические вопросы: каким образом возникают те или иные системы пространственной кодификации, как и в каких пределах знаковые средства архитектуры могут влиять на деятельность отдельного человека и социальных образований?

Одним из фундаментальных аспектов прагматического измерения не только пространственной, но и многих других семиотик, является коллективный характер субъектов коммуникации. Начать с того, что знаковые системы человека без общества немыслимы, их существование поддерживается «договоренностью», а не основывается на непосредственной передаче информации от источника к преемнику. На коллективное авторство архитектурных сообщений указывал в свое время еще И.А. Страутманис [15]. Коллективными субъектами коммуникации в архитектуре, адресантами и адресатами сообщений попеременно становятся различные общности людей – проектировщики, строители, государственные чиновники, жильцы дома и т.д. Архитектурное сооружение – это текст, не только созданный коллективно, но и адресованный нескольким социальным общностям разной степени организованности (рис. 1).

Рис.1. Екатерининский Дворец 1752 г., Царское Село. Арх. Б. Растрелли. Архитектура «русского барокко» в середине XVIII века поразила российское общество и иностранных гостей своим масштабом, сложной композицией, пышностью, обильной лепниной и игрой светотени на фасадах. Современные туристы также с удивлением смотрят на это наследие российской культуры. Однако отечественные реставраторы расценивают подобную архитектуру как постоянный источник дохода, поскольку в условиях неблагоприятного климата для поддержания товарного вида таких зданий реставрацию требуется не прекращать никогда. Каждая общность имеет свою точку зрения. (Фото автора)

В философии и социологии существует ряд устоявшихся терминов для обозначения человеческих сообществ разной степени организованности. Известно, впрочем, что при автоматическом перенесении понятий из области одной науки в другую зачастую возникают определенные сложности. Л.Ф. Чертов, исследуя подходы к выработке целостного понятийного аппарата общей семиотики, отмечал, что в ней «нередко поочередно, а то и одновременно употребляются понятия, взятые из разных концептуальных систем, и используются в отрыве от самих этих систем. В результате стихийно складывается некий суммарный комплекс идей и понятий, который уже не обладает качествами системности и целостности» [18, c. 5].

Можно ли использовать такие понятия как агрегация, категория, аудитория, толпа, социальные круги и группы в связи с другими семиотическими терминами для обозначения субъектов архитектурной коммуникации? Как взаимосвязаны социальные характеристики этих общностей и качества, проявляемые ими как субъектами пространственной коммуникации? Попробую наметить пути решения этих двух вопросов.

Возможности создания целостного понятийного аппарата общей семиотики на основе понятийного аппарата научных дисциплин, изучающих функционирование знаков, Л.Ф. Чертов посвятил первую главу своей работы «Знаковость». В его основу он заложил две наиболее общих, универсальных категории – «деятельность» и «информация». Первая является «методологической основой для интеграции представлений о различных аспектах использования знаковых средств в системе человеческой деятельности» [18, c. 12], вторая, понимаемая наиболее широко, – основой для сопоставления средств «знаковой связи между людьми, сигнальной связи между животными и т.д.» [18, c. 12].

Понятие социальная деятельность является одной из центральных категорий социологии, раскрывающим суть социального взаимодействия членов общности. Социальная сущность человека формируется и развивается благодаря такой деятельности. «В самом общем виде деятельность определяется как специфично человеческая форма активности, содержанием которой является целесообразное изменение и преобразование окружающего мира» [16, c. 160]. Такое понимание деятельности в социологии органично слито со значением этого термина в «психологии деятельности», разработанного знаменитыми отечественными учеными [8, 10]. Кроме того, в современной социальной психологии напрямую ставится вопрос о необходимости описывать социальное функционирование больших групп как деятельность коллективного субъекта. «…Формами активности коллективного субъекта являются взаимодействие и широко понимаемая совместная жизнедеятельность» [7, c. 12]. Значит, по крайней мере, в первом приближении, вполне закономерно использовать указанные выше понятия социологии для обозначения коллективных субъектов процесса семиозиса урбанизированной среды без риска создать нежизнеспособную систему.

Говоря об отношениях субъектов к субъектам и субъектов к объектам, Чертов указывает на качественное различие этих типов отношений. «В отличие от животного, человек противопоставляет себя как субъекта деятельности ее объектам. Вместе с тем он вступает в отношения с другими людьми как с такими же субъектами деятельности. В этой системе отношений субъектно-субъектные связи (отношения типа S – S) принципиально отличаются от субъектно-объектных связей типа S – O или O – S. Коммуникативные отношения, следовательно, отличаются от познавательных» [18, C. 213]. Все это так, однако, в пространственной коммуникации здание или другой элемент среды одновременно выступают и как сообщение, и как объект реальности, продолжающий существовать после прекращения акта коммуникации вместе со всеми его субъектами.

Таким образом, коммуникативные отношения в пространственной семиотике вынужденно приобретают форму S → O → S, познавательные же могут иметь как форму S → O, так и форму S → O → S, когда подлинным объектом познания становится субъект нашей коммуникации, о котором мы делаем определенные выводы, анализируя создаваемые им сообщения. Такую возможность, впрочем, предусматривает сам Чертов [18, c. 217]. Сообщения же он упорно именует «средствами» информационной связи, но не объектами предметного мира. Вряд ли он считал, что материальная форма сообщений не может иметь объективной природы, что напечатанный на недорогой бумаге текст, к примеру, СНиПа 23-01-99 «Строительная климатология», не может быть объектом внимания или исследования. Стремление указывать на знак как на средство, скорее, продиктовано необходимостью сохранения в чистоте самой структуры коммуникативного акта, для которой указание знака на какую-то свою часть доступную восприятию – лишь частный случай, а правило – указание на отсутствующий объект. Чертов считал, что «свои праксеологические функции знаки наиболее эффективно реализуют не тогда, когда указывают на непосредственно воспринимаемые объекты, а когда строят в сознании идеальные образы предметов и действий, которые еще только предстоит реализовать» [18, c. 227].

В субъект-объектных отношениях знаков Чертов (на основе теории М.С. Кагана) выделяет три различных аспекта: праксеологический, гносеологический и аксиологический. С учетом воззрений известного советского историка и социолога Б.Ф. Поршнева [9] на образование так называемой «тормозной доминанты» в филогенезе человеческой психики, хронологически первой функцией человеческих сообщений Чертов называет регулирование совместной деятельности по отношению к объекту – праксеологию. В архитектурной семиотике этот аспект реализуется в создании и «прочтении» сообщений, регулирующих отношения субъектов, нацеленных на выполнение совместной деятельности или наоборот, препятствующих определенной деятельности адресата.

Второй аспект этих отношений связан с тем, что в результате прогрессирующего разделения труда и развития психики человека знаковые средства становятся не только средством передачи идеальных образов от субъекта к субъекту, но начинают использоваться как инструмент познания. Именно употребление знаков превращает процесс восприятия предметного мира в процесс категоризации предметов и семиозиса. В пространственной семиотике, где знаковые средства совпадают с объектом, гносеологический аспект коммуникации реализуется в создании и прочтении сообщений, фиксирующих те или иные закономерности картины мира: социальные, физические, культурные, или закономерности, связывающие несколько областей человеческого знания.

Третий аспект функционирования знаков связан с определением субъективных (т.е. личностных или групповых) ценностных характеристик объекта, выстраиванием некой иерархии объектов по степени эмоциональной ценности. В обыденном сознании, а также в различного рода доктринах (политических, этических, эстетических и религиозных) «доминирует тенденция к игнорированию различий между оценкой и объективным знанием… Абсолютизация ценностных установок производится за счет приписывания им статуса «объективного», «истинного» знания» [18, c. 241]. В семиотике пространства аксиологический аспект коммуникации реализуется в создании сообщений, в которых намеренно выстраивают некие иерархии свойств или явлений, и оценке «прочитываемых» пространственных сообщений в соответствии с данными иерархиями.

Существование этих трех аспектов в знаковой деятельности субъектов общества подтверждают и относительно недавние исследования института психологии РАН, на которые ссылаются А.Л. Журавлёв и Т.П. Емельянова в своей работе. «Было обнаружено, что социальные представления… выполняют не только познавательные функции или функции ориентации поведения…», но также и «функцию поддержания позитивного эмоционального состояния» [7, c. 11]. Тот факт, что эти аспекты развивались в коммуникации человеческого сообщества постепенно, дает нам возможность предполагать, что и сегодня различные социальные общности в разной мере их реализуют.

Характеристики различных социальных общностей описаны и систематизированы в многочисленных работах по социологии [1, 17, 19], однако, в наиболее существенной работе по социологии архитектуры [4] отсутствует системное описание субъектов пространственной коммуникации и аспектов их субъект-объектных отношений.

Одним из простейших видов социальной общности является агрегация – «некоторое количество людей, собранных в определенном физическом пространстве и не осуществляющих сознательных взаимодействий» [17, c. 194]. Агрегация – это группа людей в определенный момент времени находящихся (а не «собранных») в помещениях Зимнего Дворца, на перекрестке проспекта Ленина и улицы Карла Либкнехта, едущих в поезде Пекин-Москва… Значительное количество людей не собирается в этих пространствах совершенно случайно. Их потребности, мотивы и цели в чем-то совпадают, определенным образом связаны с характером того пространства, в котором они собрались.

Однако для того, чтобы проанализировать взаимосвязь общих параметров психики и деятельности агрегации с характером пространства, эту общность придется расчленить на более мелкие, что уничтожит ее в наших глазах как единый субъект коммуникации. Поскольку в данной социальной общности не осуществляется никакого сознательного взаимодействия между членами, в ней и не возникает никаких устойчивых представлений, общих норм и способов кодификации пространства. А раз для такого субъекта нельзя обозначить некий общий код коммуникации, то говорить об аспектах коммуникации преждевременно. Ведь даже размер агрегации архитектор бессилен увеличить одними планировочными средствами без учета специфики функционирующих в обществе кодов. Существует сколько угодно сооружений, в которых больше никто не хочет агрегироваться. Значительные районы таких североамериканских городов как Детройт или Балтимор сегодня находятся в запустении [24], хотя сами здания не до такой степени изношены, чтобы в них было не выгодно инвестировать средства, а инфраструктура района – в рабочем состоянии (рис. 2). Иные изменения выгнали оттуда людей.

Рис. 2. Блокированные жилые дома на Эдмондсон Авеню, г. Балтимор.
Состояние района на сентябрь 2007. Фотография пользователя Cham Green
(по материалам сайта http://static.panoramio.com/photos/original/4378269.jpg)

 Агрегации влияют на формирование объемно-планировочных решений архитектурных сооружений прежде всего своим размером, единственным объективным показателем данного субъекта коммуникации. Как известно, количественные показатели, описывающие потребителя архитектуры, активно используются в нормативной документации для расчетов различного характера (путей эвакуации, озеленения территории, количества мест на парковке и т.д.).

В субъект-объектных отношениях здесь доминирует праксеологический аспект, однако специфику влияния знаковых средств архитектуры на агрегацию нельзя вскрыть, не утратив цельности данного субъекта.

Другой элементарный способ выделения социальной общности основан на понятии категория. Это некоторое количество людей с одной или несколькими сходными социально-значимыми характеристиками (жители пос. Карасьозерский, дети от трех до пяти лет, предпочитающие виски голубоглазые блондины). Такая общность не может вся целиком в какой-то отрезок времени присутствовать в одном пространстве, зато обладает рядом общих для ее членов признаков, которые становятся основой систем пространственной кодификации. Эти общие признаки становятся причиной изменения характера деятельности (в том числе и знаковой) в зависимости от объемно-планировочных решений.

В силу того, что признаки, по которым вычленяется категория, назначаются исследователем произвольным образом, изучение специфики знаковой деятельности такой социальной общности представляется туманным. Все высокорослые люди автоматически нагибают голову, проходя через дверь незнакомого помещения, но не это делает высокорослых людей перспективным объектом для влияния, а то, что большая их часть является, например, баскетболистами. Таким образом, при увеличении количества общих признаков (высокий рост + увлечение определенным видом спорта) у некоторого количества людей неизбежно образуются социальные связи, общие интересы, и категория превращается более сложную общность.

Отсутствие взаимодействия среди членов категории делает невозможным реализацию ни одного из субъект-объектных аспектов коммуникации.

Термином квазигруппа в социологии описываются неустойчивые общности спонтанного происхождения, совместная деятельность членов которых кратковременна и не отличается разнообразием до такой степени, что часть исследователей вообще отказывается считать их «субъектом совместной деятельности» [1, c. 110], однако, как субъект коммуникации они выступают намного активнее агрегаций и категорий.

Аудитория – одна из разновидностей квазигрупп, «социальная общность, объединенная взаимодействием с коммуникатором – индивидом или группой, владеющими информацией и доводящими ее до этой общности» [17, c. 197]. Ряд исследователей выделяет в качестве характеристик аудитории общность информационных потребностей, интересов, форм и способов их удовлетворения, сходство поведения [19], а также субъективное отношение к источнику информации. Данный термин употребляется для описания общностей, собравшихся на спортивных зрелищах, для просмотра кинофильмов, концертов (ситуаций, где налицо собранная в одном месте публика), а также пользующихся сетью Интернет, слушающих радио и т.п. (обстоятельств, не требующих собрания людей в одном месте). В силу специфики пространственной семиотики нам приходится чаще сталкиваться с общностями первого рода.

Чаще всего такой аудитории адресованы индексальные знаки – сигналы, которые «сознательно используются в акте коммуникации, и осознаются интерпретатором в этой их роли» [11, c. 20]. В пространстве современного города в роли сигналов выступают различные вывески, указатели, пиктограммы, табло, логотипы, а также более сложные объемные элементы (рис. 3). Когда члены аудитории сознательно настроены на усвоение из источника информации определенного рода, существенной с точки зрения их актуальных потребностей, в первую очередь ими будут учитываться сообщения, созданные на основе сигналов при доминирующей фатической функции. Здесь и ниже автор пользуется известной классификацией сообщений Р.О. Якобсона.

Рис. 3.  Новое здание аэропорта Кольцово в Екатеринбурге, арх. Трубецков Е.О., 2004-2009. 
Названия терминалов – явный сигнал для пользователей этой среды.
Но сигналами являются также и козырьки входных групп. 
(Фотография пользователя FeAll из материалов сайта www.panoramio.com)

Сообщения такого рода создаются, например, в крупных супермаркетах. Камеры хранения и тележки для товара располагаются максимально близко ко входу в торговый зал или на пути к нему, чтобы аудитория ни в коем случае не пропустила этот «намек» и совершала покупки определенным образом (сдав сумки и взяв тележку для покупок). В ситуациях, когда что-то в размещении этих знаковых средств нарушено и аудитория не получает соответствующий сигнал вовремя, осуществление деятельности сталкивается с определенными трудностями. За таким пространством в общественном сознании закрепляется ряд отрицательных коннотативных значений («неудобство», «путаница», «беспорядок») и соответствующих личностных смыслов.

Использование других типов знаковых средств (индексов, символов, индикаторов…) не всегда осознается интерпретатором и в этом случае не будет возникать установки на восприятие информации из ее источника, поскольку архитектура – не музыка и не живая речь. Одно ее присутствие воспринимается аудиторией не как намеренно организованное сообщение, а как привычная среда обитания, восприятие и использование которой осуществляется подсознательно до тех пор, пока субъект не сталкивается с какими-либо трудностями.

Впрочем, говоря о доминирующей роли сигналов в воздействии на аудиторию, необходимо помнить, что знаковые средства архитектуры многоплановы. Одна и та же архитектурная форма зачастую обладает свойствами сигнала, иконического знака и символа. Ряд формальных признаков, сближающих конкретный объект с принятыми в обществе типами сигналов, позволяет использовать в коммуникации область значений, принадлежащих его символическому плану. Пиктограммы, разработанные к мюнхенской олимпиаде 1972-го года коллективом германских дизайнеров под руководством Отла Айхера, – это практически идеальный вид сигналов (рис. 4), многократно использованный позже для других соревнований и даже совсем в другом контексте (поликлиники). Их структура сложнее простого сигнала и состоит из иконических знаков того или иного спортивного снаряда и человека в характерной позе. Впрочем, часть использованных ими знаков не поддается однозначной трактовке в наши дни, их связь с определенными значениями поддерживается в обществе по договоренности, что формально делает их символами.

Рис. 4. Пиктограммы Айхера. В видоизмененном виде использовались на многих олимпиадах
(в том числе и московской 80-го года), а также для систем навигации в общественных зданиях,
например, поликлиниках (работа голландской компании Studio Dumbar для госпиталя в Гааге).
(По материалам сайта www.picto.mania.ru)

При воздействии на аудиторию знаковыми средствами архитектуры непосредственная обратная связь отсутствует, и оценить качество воздействия на аудиторию можно только путем анализа последующей деятельности этой аудитории. Использование различных форм интерактивного взаимодействия (как в справочных терминалах) позволяет осуществлять такую связь, но в этом случае мы уже вторгаемся в область индустриального дизайна, а субъект коммуникации перестает быть коллективным.

Любой акт коммуникации, в котором участвует аудитория, предполагает важность праксеологического аспекта. Аудитория заинтересована в прочтении сообщений, практически необходимых для осуществляемой ее членами сходной деятельности, а такая деятельность больших масс индивидов формирует знаковые средства индексального характера, индикаторы. В этом аудитория схожа с агрегацией. Гносеологический и аксиологический аспекты коммуникации не задействуются аудиторией, поскольку при отсутствии взаимодействия между членами общности это познание и эта оценка остаются индивидуальными по характеру.

Толпа – разновидность квазигруппы, «временное собрание людей, объединенных в замкнутом физическом пространстве общностью интересов» [17, c. 197]. В зависимости от поведения толпы различают несколько ее типов – от «окказиональной» (стихийно собирающейся в случае автомобильной аварии) до «повстанческой» (основанной на общем возмущении действиями властей или других организаций и институтов). Для процессов коммуникации с участием такого субъекта имеют значение следующие его свойства:
- Участники толпы теряют способность контролировать свое поведение посредством сознания и попадают под влияние общих эмоциональных импульсов, вследствие чего увеличивается склонность к подражанию и внушаемость. Наиболее подвержены этому эмоциональному «заражению» люди с отсутствием твердых убеждений и малым социальным опытом (малообразованные люди и молодежь).
- Деиндивидуализация участников толпы приводит к их неспособности мыслить логически и критически оценивать происходящее, они воспринимают информацию посредством целостных образов.
- «В ходе взаимодействия этих индивидов в толпе начинают с большой скоростью образовываться новые нормы» [17, c. 200] поведения, творцами которых становятся наиболее активные личности – лидеры.
- Толпа с большей вероятностью возникает тогда, когда индивиды с «устойчивыми установками и убеждениями» [19, c. 184] находятся в стесненном пространстве.

Любой субъект, адресующий толпе сообщение, вынужден для начала подстроиться под ее эмоциональный настрой, стать лидером, а затем сформировать образы, разжигающие радость или негодование толпы и стимулирующие ее к немедленным действиям. До конца ХХ века архитектура могла предложить в помощь такому субъекту лишь некое возвышение, облегчающее визуальный контакт лидера и участников толпы, да набор декораций (собственно, тело города), служащих одновременно границами действия и объектами, на которые эти действия направлены. С точки зрения семиотики, объемно планировочные решения (традиционные – трибуна, балкон, памятник; современные – мультимедийные экраны, системы подсветки зданий), обеспечивающие лидеру наиболее эффективное средство влияния на участников толпы, как и в случае с аудиторией, являются сообщениями с фатической функцией, основанными на сигналах.

Необходимый эмоциональный заряд сообщения, создание эмотивных по своей функции сообщений для толпы происходит не тогда, когда архитектурное решение пространства, ограничивающего толпу, изначально создано с использованием контрастных форм и цветов или динамично по своему характеру.


 Рис. 5. Ельцин Б.Н. перед «Белым Домом», август 1991 года.
(Фото из материалов сайта www.oldmos.ru)

Знаковое средство должно быть семантически или синтактически увязано с событием, что привело к образованию толпы. Так происходит, когда восставшая толпа захватывает правительственное здание, и лидеры толпы обращаются к ней с балкона или любой другой части этого здания. Подобная ситуация имела место в Москве в 1991 году, когда советские войска перешли на сторону противников путча, и Борис Ельцин с танка на фоне Белого дома (уже ставшего символом нового порядка в стране) обращался к огромной толпе москвичей (рис. 5). Так организованный средствами смежных семиотик источник информации вызывает у толпы огромное доверие, что и доказала история.

В связи с временным отключением сознания участников толпы о гносеологическом аспекте коммуникации говорить не приходится, а вот праксеологический и аксиологический выходят на первый план. Толпа хочет готовых решений и немедленных действий.

Описанные выше знаковые средства могут эффективно применяться и для нейтрализации разрушительных действий толпы. Психика индивидов, вовлеченных в толпу, характеризуется низким уровнем самосознания, и переключение их внимания с канала, по которому распространяется информация лидеров, на другой, альтернативный, более мощный, будет способствовать образованию мелких групп внутри толпы и, в конечном счете, возврату к осознанному поведению.

Социальные круги – ближе всего из квазигрупп к устойчивым группам. «Эти общности не ставят каких-либо общих целей, не предпринимают совместных усилий, не имеют исполнительного аппарата. Основная функция социальных кругов состоит в обмене взглядами, новостями, комментариями, аргументами» [17, c. 201]. В социальных кругах зарождается общественное мнение, влияющее на поведение людей, и на их основе формируются общности устойчивого типа – активно действующие социальные группы. Несколько типов социальных кругов описаны в классификации Я.Ю. Щепаньского [19]. Это так называемые контактные, профессиональные, дружеские и статусные социальные круги. Индивиды, входящие в любой тип социальных кругов, обладают общностью интересов и принадлежат одной субкультуре, что делает эти субъекты активным участником коммуникации. Как и в толпе, в социальных кругах существуют неформальные лидеры, так называемые «лидеры мнения», высказывания которых являются наиболее взвешенными, обобщающим мнения других членов данного круга.

Нормы кодификации пространства, вырабатываемые этими лидерами, принимаются членами данной широкой общности, в частности, для обозначения собственной идентичности. Эти нормы ложатся в основу любого направления архитектуры, авторского стиля, фирменного стиля, философии компаний, продукции, предназначенной для членов данного круга. Германская фирма Bulthaup GmbH, производитель мебели для кухни, в 80-х – 90-х годах ХХ века вывела на рынок так называемые «кухонный верстак» и «систему-25» (рис. 6, 7).

Рис. 6. «Кухонный верстак» производства
Bulthaup GmbH, 1988. Все функциональные зоны
кухни объединены в один блок, выполненный из
нержавеющей стали.
(Фото из материалов сайта www.appliancist.com)

Рис. 7. Элементы «Системы-25»
образца 2003 года в выставочном
павильоне компании. (Фото автора)

Эти решения получили многочисленные призы и на долгие годы стали ориентирами в мире промышленного дизайна. Объемные и цветовые решения, созданные дизайнерами фирмы, были продиктованы только-только набиравшей тогда силу концепцией минимализма, оформившейся, в частности, в творчестве японского архитектора Тадао Анда. На фоне бурно развивавшихся направлений ироничного постмодернизма и пышного дизайна в стиле группы Мемфис (рис. 8) шаг в сторону эстетики, с которой начинался надежно уже проклятый модернизм, мог быть поддержан только очень узким социальным кругом.


 Рис. 8. Кресло дизайна Этторе Сотссас на выставке Memphis Blues, 2009.
http://whollysblog.com/wordpress/ettore-sottsass-memphis-blues-exhibition/

Германский рынок был перенасыщен, и это стало еще одной причиной, по которой Bulthaup ориентировали свою новую продукцию прежде всего на экспорт – тем немногим людям разных стран мира, для которых веймарский Баухаус и романтическая заря модернизма в силу разных обстоятельств стали синонимом хорошего вкуса. Лидерами мнения выступили дизайнер Герберт Шультес и вступивший в наследные права новый владелец фирмы Герд Бультхауп.

Пространственная репрезенцация социальных кругов может быть различна по степени «явности». В зависимости от характера протекания социальных процессов в обществе, наличия конфликтных ситуаций, деятельности социальных организаций и характера институтов, принадлежность к определенному социальному кругу индивиды могут сознательно скрывать или охотно демонстрировать. В связи с тем, что архитектура, и организация пространства вообще, является одним из наиболее дорогостоящих видов искусства и деятельности как таковой, для одного обозначения принадлежности к социальным кругам, как правило, находятся гораздо менее трудоемкие способы выражения.

Другое дело, когда построение определенного типа пространства становится смыслообразующим мотивом деятельности не только членов социального круга, но и организаций. В широких кругах, поддерживающих с семидесятых годов прошлого века движение Гринпис, обсуждались различные пути спасения планеты от весьма вероятной экологической катастрофы, в том числе и средствами архитектуры. В результате этого процесса появились многочисленные социальные организации, производящие необходимые для этого системы и оборудование, были запроектированы и построены энергоэффективные и энергопассивные дома, в которых объемно-планировочные решения и образ жизни обитателей теснейшим образом связаны с идеей экономии энергии и ресурсов. Такие своеобразные «здания-утки» (в терминологии Р. Вентури) состоят из набора индексальных в своей основе знаковых средств (рис. 9). Вместе с тем, практика мировой архитектуры уже знает примеры использования подобных решений лишь в виде символа принадлежности к этому общемировому процессу (рис. 10).

Рис. 9. Энергетически пассивный дом, построенный на территории Украины.
В здании присутствуют все характерные для подобных домов объемно-планировочные признаки:
компактный план, буферные помещения, система пассивного обогрева через южное остекление,
тепловой насос, панели солнечных батарей, развернутые по солнцу. (http://dom.ria.ua/ru/news/181363.html)

Рис.10. Проект небоскреба Anara Tower в Дубаи. Архитектурное бюро Atkins, Великобритания.
В верхней части здания высотой более 600 метров предполагается разместить
огромный муляж ветровой турбины с рестораном внутри.
(Фото из материалов сайта www.blog112.ru)

Зачастую члены социальных кругов имеют возможность пространственного самовыражения только в пределах собственного жилища (квартира или земельный участок) или возглавляемой им организации. Именно к этим объектам необходимо обратиться, чтобы предсказать изменение общественного мнения, спрогнозировать появление новых социальных групп. С начала 2010 года в РФ вступил в действие закон, запрещающий деятельность игровых заведений на всей территории страны, за исключением нескольких специальных зон. Многие владельцы игровых клубов и казино отреагировали на это рядом сходных объемно-планировочных решений – поменяли вывески своих заведений или вообще убрали их, ушли в подполье в прямом или переносном смысле. Большим спросом у таких заведений стала пользоваться аренда общественных помещений, имеющих неприметный вход со двора, некоторые даже были устроены в частных квартирах большой площади. Такое единодушное решение многих тысяч граждан многомиллионной страны – свидетельство их принадлежности определенным социальным кругам, где стремительно было выработано решение, как действовать в изменившейся реальности [5].

Таким образом, социальные круги активно участвуют в реализации гносеологического и аксиологического аспектов коммуникации и передают социальным группам, организациям и отдельным индивидам право на реализацию праксеологического. Социальные группы – общности людей «с устойчивыми взаимодействиями и наличием взаимных ожиданий, координации действий, кооперацией и солидарностью по поводу общих ценностей и культурных образцов» [17, c. 205].

Социальные группы – невероятно многообразный вид организованного сосуществования индивидов (семья, спортивная команда, прихожане храма, жители квартала). По мнению известного отечественного социолога Г.М. Андреевой, такая группа – это «реально существующее образование, в котором люди собраны вместе, объединены каким-то общим признаком, разновидностью совместной деятельности или помещены в какие-то идентичные условия, обстоятельства, определенным образом осознают свою принадлежность к этому образованию» [1, C. 88]. Рассмотрим несколько ключевых понятий, связываемых с социальными группами.

По виду взаимодействий между их членами различают первичные и вторичные группы. Последние являются формализованными группами, существующими ради выполнения четко установленных целей. Контакты в них носят безличный характер. Для существования же таких первичных групп как семья или дружеская компания важно, чтобы каждый член видел в других личностей, был ориентирован на эмоциональное качество коммуникации с ними. Это последнее свойство облегчает выработку общих ценностных установок применительно к значениям, функционирующим в общественном сознании, поскольку формирует известный уровень доверия к источнику информации. Мы всегда с большей охотой следуем советам друзей и знакомых, чем рекламе или рекомендациям государственных служб. Ни для кого не секрет, что контакты индивидов в разных первичных группах являются основой формирования слухов, которые чаще всего далеки от истины, но более влиятельны, чем медийные корпорации. Это делает первичные группы весьма перспективными для распространения различных норм, однако средства пространственной семиотики практически никогда не используются для такого воздействия. Необходимым условием высокого доверия к информации внутри первичных групп является принадлежность сообщения члену такой группы. Таким образом, любой субъект аутгруппы (строительная организация, архитектор, министерство строительства) автоматически лишается этой возможности.

Ингруппа и аутгруппа – понятия, существенные для описания субъективного отношения членов группы к собственному обществу и к остальным социальным группам. «Очевидно, что признаком людей, принадлежащих к ингруппе, должно быть то, что они разделяют определенные чувства и мнения, скажем, смеются над одними и теми же вещами и имеют некоторое единодушие относительно сфер активности и целей жизни» [17, c. 206], сходным образом обустраивают свой предметный мир.

Характерным признаком принадлежности к ингруппе может быть объемно-планировочная организация жилища. Традиционная форма русского народного жилища, изба с примыкающими к ней хозяйственными постройками, имеет множество разновидностей. Подчас формы жилища в районах со сходными природно-климатическими и экономическими характеристиками серьезно разнятся (рис. 11), причиной чего являются различия в устоявшихся культурных традициях семиотизации пространства.

Рис.11а. Распространение
типов традиционного
жилища на территории
Северного и
Среднего Урала
(по Е.Н. Бубнову)

Рис.11б. Один из традиционных типов народного
жилища Среднего Урала. Дом в д. Пальники МО
г. Новоуральск. В соседних населенных пунктах:
п. Билимбай, д. Тарасково, ст. Мурзинка, п. Калиново
большинство традиционных жилых домов решено
иным образом. (Фото автора)

Отношение индивидов к членам аутгрупп носит порой откровенно враждебный характер, хотя может быть и нейтральным и даже дружеским. Субъект коммуникации может сознательно блокировать всякое общение с представителями определенных аутгрупп, и в архитектурной семиотике это осуществляется предельно жестоко в форме пространственной сегрегации. В условиях урбанизированной среды современного города создавать замкнутую среду обитания наиболее склонны представители экономически состоятельных, статусных групп. Проблема так называемых «закрытых сообществ» стоит во всех крупных городах мира. Сознательно отрезать себя от мира могут группы с высокой степенью социальной организации, столкнувшиеся с вызовом враждебной социальной среды. Таковы многие садовые товарищества, находящиеся в черте города, национальные диаспоры в странах с существенно отличающейся культурой.

Однако полностью оградить психику членов ингруппы от архитектурной среды аутгруппы практически невозможно. То, что отсекает сознание, в любом случае проходит через подсознание субъекта. Вместе с тем, на «своей» территории у членов ингруппы возникает высокая степень доверия к сообщениям любого рода. На основе чисто синтактического единства, пространственной близости сообщений с большей вероятностью возникают семантические связи, значения переносятся с одного объекта на другой.

Стереотипы, формирующиеся при восприятии аутгрупп (и не только их), с точки зрения психофизиологии, помогают индивидам активно формировать перцептивные гипотезы и проводить категоризацию сенсорной основы опыта. «Люди всегда воспринимают стереотип быстрее, чем истинные черты личности, так как стереотип – это результат многих, подчас метких и тонких суждений, несмотря на то, что только некоторые личности в аутгруппе полностью ему соответствуют» [17, c. 211]. В этом смысле стереотип всегда является следствием коллективного опыта, образующегося в результате общественной деятельности группы и передающегося членам группы в процессах «научения» и внутренней коммуникации. Он фиксирует только некие общие для всех членов группы качества психики и деятельности. Стереотип формируется в виде набора денотативных (общеупотребимых) для данной социальной группы значений некоторого объекта предметного мира, которые с большей вероятностью принимаются во внимание интерпретатором из всего богатства семантического фона. Члены социальных групп могут иметь схожее представление о внешнем виде зданий, принадлежащих аутргуппе (рис. 12).

 

Рис.12. Жилой дом на ул. Рощинская, Чкаловский р-н г. Екатеринбург.
В общественном сознании коренных жителей Екатеринбурга такой стиль кирпичной архитектуры к. ХХ – н. XXI вв.,
одновременно вычурно-дворцовый и непропорциональный, нелепый, прочно ассоциируется с цыганским этносом.
http://v6.cache4.c.bigcache.googleapis.com/static.panoramio.com/photos/original/36897446.jpg?redirect_counter=1

Референтная группа – «реальная или условная социальная общность, с которой индивид соотносит себя как с эталоном, и на нормы, мнения, ценности и оценки которой он ориентируется в своем поведении и самооценке» [10, c. 209]. Предметный мир многих групп, как это показал Ч. Дженкс, говоря о «семантических группах» американского общества 70-х [6, c. 58], зачастую создается с ориентацией на ценности других групп (рис. 13).

Рис.13. Малоэтажная застройка пригородов американских городов.
Все буквально так, как описывает Дженкс: симметрия на фасаде, каминная труба, зеленая изгородь
и явное сходство со всеми соседними постройками.
(По материалам сайта http://commondatastorage.googleapis.com)

В строительной деятельности российских садоводов, активизировавшейся в начале XXI века, наглядно проглядывает стремление членов этой социальной группы «помечать» свою территорию, используя коды, принятые в экономически более состоятельной группе или имеющей иной культурный статус. Эти коды заимствовались и у «новых русских» (рис. 14), и у жителей российских деревень, чей жизненный уклад всегда способствовал более развитым объемно-планировочным схемам жилища (рис. 15), «привозились» с собой вместе с впечатлениями из зарубежных поездок (рис. 16). Некоторые члены описываемой группы в поисках прототипа обращались к отечественной и зарубежной истории.

Рис.14. Дом в коллективном саду «Березка», Верх-Исетский р-н г. Екатеринбурга.
Забор вокруг участка – явное стремление оградить «свое, честно нажитое».
Объемно-планировочное решение самого дома характерно для многих аналогичных
построек более скромного вида, но участок с улицы не просматривается.
На эту сторону смотрит парковка, цветник и зады хозяйственных помещений. (Фото А. Мифтаковой)

Рис.15. Дом в коллективном саду возле п. Калиново,
Невьянский р-н Свердловской обл. В основе усадьбы –
объем относительно небольшого садового дома
(левая часть постройки). При реконструкции
вплотную рядом с ним наращивается двухэтажный
объем и баня, объединенные застекленной верандой,
выполняющей роль крытого двора. (Фото автора)

Рис.16. Фрагмент застройки в
коллективном саду возле п. Калиново,
Невьянский р-н Свердловской обл.
Прототипом жилого дома на заднем
плане явно выступали образцы
исторической фахверковой
архитектуры Европы. (Фото автора)

Групповые нормы – понятие, описывающее потребности, мотивы и цели, руководящие деятельностью группы; общие интересы, ценности, связанные с ней, так называемые «социальные представления» об устройстве мира; санкции по отношению к нарушителям групповых интересов, отношение к аутгруппам. Все это относится к сфере общественного сознания, то есть осознанно (в зависимости от степени формализации группы) описывается в виде значений и находит выражение в пространственных знаковых средствах.

При посадке садового дома на участок входная группа или веранда практически никогда не ориентируются на проезд, это «неудобно» с бытовой точки зрения. Чаще всего эти элементы дома раскрываются на участок, хотя действующим СНиП 30-02-97 «Планировка и застройка территорий садоводческих объединений граждан, здания и сооружения» этот аспект пространственной организации никак не рассматривается.

Характерные личные ценности членов группы образуются как следствие принятых в группе норм в результате подражания наиболее ярким представителям данного общества. Передаваясь от одного члена группы к другому, эти ценности означиваются средствами различных семиотик, в результате чего изначально выработанные ценности искажаются, корректируются. Такие усвоенные личные ценности могут не быть осознаны индивидом, точно так же как истинный мотив его деятельности.

Продолжая рассматривать социальную группу садоводов, можно сказать, что до начала 90-х годов ХХ века одним из важнейших личных качеств члена этой группы было умение заполучить или за счет собственной выдумки создать нехитрые приспособления, облегчающие характерные виды деятельности (рис. 17,18). Практически все это надо было «доставать» через знакомых, «выбивать» на основном месте работы, а порой и просто похищать у государства. По наличию этих элементов (умывальник, бочка, теплица, старая ванна или иная емкость под воду, шпалы, качественный строительный материал, газ в баллонах, электричество) в структуре построек и благоустройства участка можно было судить, насколько хорошо хозяин овладел этими сопутствующими видами деятельности садовода.

Рис.17. Участок и дом в коллективном саду
«Восход», Верх-Исетский р-н Екатеринбурга.
Современный вариант предметного мира
садовода, говорящий об изменившемся
характере деятельности. Парковочное место
для автомобиля выложено тротуарной плиткой.
Грядки с клубникой относительно невелики,
хотя и ухожены. Скважина, стилизованная
под колодец, «спасенная» из города скамейка
с медведями, мангал, пластиковая бочка,
баня на заднем плане и т.д.
(Фото А. Мифтаковой).

Рис.18. Участок и дом в коллективном саду
«Восход», Верх-Исетский р-н Екатеринбурга.
На переднем плане – характерные элементы
предметного мира советского коллективного
сада 60-х – 90-х гг. ХХ века: ванная, бочка,
фабричная плитка советского производства
на мощении дорожек. Вдалеке – самодельный
парник. Возле дома под досками – корпус
бытового холодильника. На заднем плане
возле парника – примета современности,
пластиковое кресло «из летнего кафе».
(Фото А. Мифтаковой)

Таким образом, социальные группы – это субъект коммуникации, который наиболее полно из рассмотренных в этой работе общностей реализует все аспекты коммуникации. Группы читают и создают сообщения пространственной семиотики в связи со своей практической деятельностью, осуществляют коллективное познание мира, вырабатывают специфичные иерархии ценностей. Другие виды социальных общностей реализуют данные аспекты коммуникации лишь частично. Результаты проведенного анализа систематизированы в таблице (табл.).

Таблица
Вовлеченность коллективных субъектов в аспекты коммуникации

Коллективный
субъект
коммуникации
Направленность
коммуникации
Участие коллективного субъекта в аспектах коммуникации
Агрегация S → O Праксеологический
O → S -
Категория S → O -
O → S -
Аудитория S → O Праксеологический
O → S Праксеологический
Толпа S → O Праксеологический, Аксиологический
O → S Праксеологический, Аксиологический
Социальные
круги
S → O Гносеологический, Аксеологический
O → S Гносеологический, Аксеологический
Социальные
группы
S → O ПраксеологическийГносеологический, Аксеологический
O → S ПраксеологическийГносеологический, Аксеологический

Библиография

1. Андреева Г.М. Социальная психология. Учебник для вузов / Г.М. Андреева. – М.: Аспект пресс, 1998. – 375 с.

2. Беньямин В. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости. Избранные эссе / под. ред. Ю. А. Здорового — М.: Медиум, 1996.

3. Визуальные аспекты культуры – 2006: сб. науч. ст. / под ред. В.Л. Круткина, Т.А. Власовой. – Ижевск : Удмуртский гос. ун-т 2006. – 326 с.

4. Вильковский М.Б. Социология архитектуры / М.Б. Вильковский. – М.: Фонд «Русский авангард», 2010. – 592 с.

5. В Москве около известного ночного клуба ликвидировано подпольное казино [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://www.rg.ru/440705-anons.html

6. Дженкс Ч. Язык архитектуры постмодернизма / Ч. Дженкс – М.: Стройиздат, 1982 – 136 с.

7. Журавлёв А.Л., Емельянова Т.П. Психология больших социальных групп как коллективных субъектов / А.Л. Журавлёв, Т.П. Емельянова // Психологический журнал. – 2009. – № 3. –Т. 30

8. Леонтьев А.Н. Деятельность, сознание, личность / А.Н. Леонтьев. – М.: Политиздат, 1975 – 304 с.

9. Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории. Проблемы палеопсихологии – СПб. : Алетейя, 2007 – 713 с.

10. Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. Учебник / С. Л. Рубинштейн. – СПб. : Питер, 2000 – 712 с.

11. Семиотика и язык архитектуры: сб. ст. / под ред. Е.И. Россинской. – М.: ВНИИТАГ, – 1991. – 251 с.

12. Семиотика: сб. науч. тр. / под ред. Степанова Ю.С. – М.: Радуга, 1983 – 636 с.

13. Социология: энциклопедия / сост. А.А. Грицанов, В.Л. Абушенко, Г.М. Евелькин, Г.Н. Соколова, О.В. Терещенко. – Мн.: Книжный дом, 2003. – 1312 с.

14. Социальная психология: учеб. пособие. / авт.-сост. Р.И. Мошканцев, А.В. Мошканцева. – Москва-Новосибирск, 2001. – Серия «Высшее образование»

15. Страутманис И.А. Информативно-эмоциональный потенциал архитектуры / И.А. Страутманис. – М.: Стройиздат, 1978 – 118 с.

16. Философский энциклопедический словарь / Редкол.: С.С. Аверинцев, Э.А. Араб-Оглы и др. – 2-е изд. – М.: Советская Энциклопедия, 1989 – 815 с.

17. Фролов С.С. Социология / С.С. Фролов. – М.: Логос, 1996 – 358 с.

18. Чертов Л.Ф. Знаковость: опыт теоретического синтеза идей о знаковом способе информационной связи – СПб.: Санкт-Петербургский ун-т, 1993. – 388 с.

19. Щепаньский Я.Ю. Элементарные понятия социологии  – М.: Прогресс, 1969  – 240 с.

20. Dant T. The `Pragmatics` of Material Interaction / T. Dant    // Journal of Consumer Culture, 2008  – № 8/1

21. Levinson S. Pragmatics /   S. Levinson.  Schubert Cambridge: Cambridge University Press, 1983.

22. Mey J., Pragmatics: An Introduction. / J. Mey.    – Oxford: Blackwell, 2001.

23. Schubert H.J., The Foundation of Pragmatic Sociology: Charles Horton Cooley and George Herbert Mead, /  H.J. Schubert  // Journal of Classical Sociology, Vol. 6. – No. 51. – 2006.

24. Wyly E., Things pictures don't tell us /  E. Wyly // In search of Baltimore, City, Vol. 14. – No. 5 – 2010

Ссылка для цитирования статьи

Бурцев А.Г. КОЛЛЕКТИВНЫЕ СУБЪЕКТЫ КОММУНИКАЦИИ ПРОСТРАНСТВЕННОЙ СЕМИОТИКИ [Электронный ресурс] /А.Г. Бурцев //Архитектон: известия вузов. – 2011. – №1(33). – URL: http://archvuz.ru/2011_1/7 


Лицензия Creative Commons
Это произведение доступно по лицензии Creative Commons "Attrubution-ShareALike" ("Атрибуция - на тех же условиях"). 4.0 Всемирная


Дата поступления: 15.03.2011
Просмотров: 109