Существенной особенностью архитектурного наследия традиционных культур народов Северного Причерноморья, Северного Кавказа и Подонья является многообразие. Причины этого явления носят внеархитектурный характер. Многообразие архитектурных культур названных регионов сформировались вследствие их геополитической роли в культурном диалоге Европы и Азии. Кавказ и сопредельные с ним регионы стали , по образному выражению академика Ю.А.Жданова, «солнечным сплетением Евразии, регионами, где оставили о себе архитектурную память пранароды Кавказа и Великой Степи, культуры Востока и Запада, и, в той или иной степени, все мировые религии – буддизм, иудаизм, христианство, ислам.

Культура, по определению Г.С. Кнабе [1], проявляется в двух аспектах: «высоком» – в виде идей и мировоззрения эпохи, которые получают оформление в таких средах человеческой деятельности как философия, наука, искусство, архитектура, и «низком» – в виде повседневного образа жизни, освоения пространства, место-развития этноса, его домостроительного творчества, стереотипов поведения, привычек, вкусов, норм пространственного этно-поведения.

В архитектуре одновременно создаются, выражаются и транслируются в пространственных формах и художественных образах два вышеуказанных аспекта культуры: «высокой» и «низкой». «Высокие» аспекты культуры в архитектуре наиболее выражены в зданиях и сооружениях культового и мемориального назначения. Сооружения жилища и, особенно, индивидуального жилища являются средой наиболее сложного взаимодействия «высокого» и «низкого» в архитектуре. Архитектура жилища одновременно является и репрезентацией, символическим и художественно-образным выражением социального статуса и индивидуальных особенностей его обитателей, с одной стороны, и реальной повседневной интимной средой человеческого обитания, с другой стороны. В иных типах сооружений – общественных и производственных – «высокое» и «низкое» проявляются в различной степени: от полного следования утилитарному назначению (это особенно касается специальных промышленных сооружений) до определенного баланса значимости художественно-пространственного образа с утилитарно-гигиеническими и конструктивно-технологическими требованиями.

Другим важным аспектом архитектуры, как феномена культуры, является характер ее исторических изменений. На несоответствие между прогрессирующим общественным развитием и историческим «развитием» «высокой» культуры, т.е. идеологии, морали, религии, искусства и архитектуры обратил в свое время внимание К. Маркс. Он писал: «… мораль, религия, метафизика и прочие виды идеологии и соответствующие им формы сознания утрачивают свою видимость самостоятельности. У них нет вовсе истории, у них нет развития: только люди, развивающие свое материальное производство и свои материальные сношения, изменяют в этой своей деятельности также свое мышление и продукты своего мышления » [2].

Что же касается искусства и архитектуры, как сферы выражения в художественных образах идеалов и мировоззрения эпохи, то и здесь принцип «развития» не может объяснить несоответствие, возникающее в исторических изменениях между художественной и материально-производственной культурами. «Относительно искусства известно, что определенные периоды его расцвета не стоят ни в каком соответствии с общим развитием общества, а, следовательно, также и развитием материальной основы последнего, составляющей как бы скелет его организации» [3].

Несмотря на изложенное понимание истории, одним из общепринятых методологических подходов архитектурного профессионального мышления является принцип «развития». История и типология архитектуры и градостроительства понимаются и изучаются на основе этого методологического подхода, как поступательно развивающиеся системы.

Впервые эволюционная методология в архитектуре была подвергнута критике и получила конструктивную альтернативу в исследованиях академика В.П. Орфинского. В 1985 г. им вводится понятие «откатной волны» [4], а в 1999 г. В.П. Орфинский приходит к выводу (на основе исследований народного деревянного зодчества Севера), что развитие архитектуры имеет «линейно-циклический» характер и не укладывается в упрощенные схемы поступательно-эволюционного развития от простых форм к сложным [5]. Описанное нами в исследованиях традиционной архитектуры горских народов Северного Кавказа явление «вторичной мифологизации» башенной формы, на первый взгляд, служит еще одним подтверждением «линейно-циклического» характера развития зодчества. И мы пришли к выводу, что за циклическим повторением архаичных архитектурных форм может скрываться еще более кардинальное явление – отсутствие развития архитектуры в принципе.

Прямо противоположный методологический подход отстаивает Н.Л. Павлов в своей монографии «Алтарь. Ступа. Храм» [6]. Краеугольным принципом своего исследования Н.Л.Павлов считает принцип стадиальности. Вот как он его понимает: «сущность стадиального принципа составляет собственная, генетическая логика архитектуры, логика саморазвития архитектурной формы и архитектурного пространства» [7, стр. 13]. Импульсом такого развития, по мнению Н.Л.Павлова, является целевая установка культурной традиции и возникающие в связи с ней представления о вселенной. В определенном смысле стадиальный подход «внеисторичен» [8, стр. 13], что автор монографии считает достоинством предложенной методологии исследования архитектуры. По Н.Л.Павлову культурная традиция никак не соотносится с общественным развитием и рассматривается как некая данность, «… содержащая в себе множество исторических пластов, в том числе и древнейших, соотносимых с эпохой архаики, с эпохой дописьменных культур» [9, стр. 14]. Да, наличие исторических пластов в рамках одной культурной традиции свидетельствует о консервативной, охранительной функции культуры, как важного инструмента оценки и отбора достижений общественного прогресса. Но культура и ее составляющая архитектура, и шире пространственная культура, не имеют внутреннего саморазвития, они сами есть продукт и следствие общественного исторического развития.

В сущности, развитие как таковое имеют только самоорганизующиеся системы (живые организмы), такие как человек и человеческие сообщества, которые, по определению В.И. Вернадского, входят в состав биосферы Земли. Продуктом общественного развития является техносфера (орудия труда, произведения искусства, архитектурные сооружения и т.п.), которая, как заметил Л.Н. Гумилев, может либо сохраняться (при специальных усилиях человека, например, реставрации, ремонте, консервации), либо разрушаться. Но применительно к архитектуре под «развитием» понимают поступательно-прогрессирующие изменения ее пространственных форм, методов деятельности, качества проектных решений и реализуемых практикой методов строительства сооружений. В какой степени научно правомерно такое понимание развития архитектуры?

Развитие в опосредованной форме по отношению к общественному развитию могут иметь виды, методы и средства человеческой деятельности, в том числе профессиональной деятельности. Прогрессирующим развитием, кроме того, обладают достижения в сфере науки и техники, в том числе строительной техники. Но общественное развитие, как детерминирующий фактор всякого развития человеческих видов деятельности, имеет принципиально иное значение в отношении к искусству и архитектуре, как к особому виду искусства. Общественное развитие сопровождается сменой мировоззренческих представлений, которые становятся предметом эстетического выражения в архитектуре и искусстве. Архитектура – это пространственный слепок общественного развития, но сама архитектура не имеет развития. В архитектуре время «останавливается» в каменных объятиях пространства и духовное развитие общества становится достоянием истории и вечности.

История архитектуры показывает, что непреходящую общекультурную ценность обрели только те объекты архитектуры, которые наиболее полно соответствовали реальным условиям времени и места. Общечеловеческое значение архитектуры всегда предстает в своеобразных формах конкретного региона. Но специфические особенности региона выражаются в архитектуре не автоматически, а избирательно и конструктивно.

Эта избирательность определяется пространственной ментальностью (чувством) нации, народа, чувством пространства, как важнейшей составляющей общего мироощущения и мировоззрения. В одном и том же природном регионе разные народы выявляют в архитектуре разные региональные особенности исходя из своей пространственной ментальности. Рассмотрим некоторые примеры из архитектурных культур Нижнего Дона и Северного Кавказа.

Северное Причерноморье. Танаис (III в. до н.э.) – самое северное поселение эллинистического мира, расположенное в дельте реки Дон. Характерен выбор места для строительства города – каменистый (ракушечник), относительно высокий берег моря. Объемно-пространственная структура города представляет «варварскую» реализацию эллинистической архитектурной традиции. Эта традиция после окончательного разрушения города в IV в. под нашествием кочевников навсегда прерывается, то есть умирает вместе с его жителями- носителями региональной версии пространственного менталитета эллинизма.

С IX по XV вв. на территории восточных епархий Константинопольской Патриархии, от Крыма до Иверии, шел интенсивный культурный взаимообмен, в первую очередь, оказывающий влияние на христианское храмостроение. При этом имело место отдаленное расположение как византийских центров христианского зодчества, так и византийских представителей христианской конфессии – носителей христианских канонов в храмостроении и богослужении, что безусловно вызывало проявление ярко выраженного регионализма в храмостроительстве.

Начиная с VI в. в византийских источниках фиксируются Алания, Зихия, Скифия, Хазария – «царства», расположенные на современной территории Северного Кавказа.[13]. Судя по документам, Византия постоянно засылает в данные земли миссионеров с целью приобщения народов к христианской вере и последующего бескровного подчинения себе их территории. Аналогичную политику проводит и Иверия (Грузия). Однако христианство на Северном Кавказе долго не приживается. Первое упоминание о крещении группы алан, находящихся на службе у арабов, относится к 836г.[14]. В IX в. упоминается славянское княжество Таматарха, расположенное на восточном берегу Боспорского (Керченского) пролива, жители которого являются христианами и имеют много каменных христианских храмов [11]. В XII в. на территории Таматархи упоминается русское Тьмутараканское княжество, окормляемое Константинопольской Патриархией.[11]. Массовое крещение алан и зихов приходится на конец IХ в.[10]. С IX в. упоминаются в византийской хронистике Аланская и Зихская епархии Константинопольской Патриархии. С 1261 г. появляется упоминание о Сарайско-Подонской епархии, расположенной в Нижнем Подонье и в Степном Предкавказье. Этнический состав населения вышеуказанных епархий был довольно пестрым: адыги, вайнахи, тюрко-язычные и ирано-язычные племена, славяне. Кроме того, в период X-XV вв. на территории Северного Кавказа шли интенсивные миграционные процессы, связанные как с завоевательными походами (алан против арабов, хазар против алан и др.) , так и с торговой деятельностью, формированием торговых путей («шелкового», «русского»и др.) В результате, данная территория является местом постоянного культурного взаимообмена. Византия крупномасштабных завоевательных походов на территории Северного Кавказа не вела, но, тем не менее, имела здесь множество подвластных земель, отданных ей добровольно единоличными владельцами взамен должностей при Константинопольском дворе. [11]. Данные земли управлялись архонтами (византийскими наместниками). Кроме того, Византия оказывала мощное конфессиональное давление на всю данную территорию. Аланская, Зихская и Сарайско-Подонская Епархии подчинялись непосредственно Константинопольской Патриарахии, оттуда же назначались и епископы [11]. В Х в. в политико-экономическом отношении сильно укрепляется Алания, и Аланская епархия становиться митрополией. Центр ее в X-XI вв. располагается в верховьях р. Большой Зеленчук, на территории нынешнего Нижнего Архыза [14]. В 1118 г. Аланская митрополия объединяется с Сотириупольской епархией, расположенной в восточной части побережья Черного моря, на границе с Трапезундской империей [14]. В 1275 г., после ослабления Тьмутураканского княжества, к Аланской митрополии присоединяется и Зихская епархия [14]. В середине XIII в. часть населения Алании и Зихии начинает переселяться в Степное Предкавказье, Закубанье и Подонье. Число переселяющихся настолько велико, что в 1276 г. значительное увеличение паствы архиепископа Сарского и Подонского Феогноста обсуждается на соборе в Константинополе [14].

Все вышеуказанные события свидетельствуют о мощной миссионерской деятельности Византии на Северном Кавказе, сопровождавшейся интенсивным храмостроительством. Для наиболее полного понимания генезиса форм и пространства, сохранившихся на данной территории христианских храмов необходимо подробное изучение вопросов: на чьи средства, под чьим руководством, по какому образцу и какими строительными кадрами возводились данные храмы?

Городки казаков Нижнего Дона (XV – XVIII вв.). В истории донского казачества можно выделить два этапа. Первый этап – X-XVIII вв. – казачий этнос обладал относительной политической самостоятельностью по отношению к российскому государству и сопредельным социально-этническим образованием (период так называемой казачьей вольницы). На этом этапе донские казаки были кочевниками особого рода – водными кочевниками. Свои постоянные перемещения в обширном регионе Нижнего Дона и Волги они осуществляли преимущественно на лодках (стругах) или пешком, конь в массовых передвижениях не использовался до начала XVIII в. Как это ни парадоксально для современного мышления, конь не являлся обязательным атрибутом казачьего образа жизни. Еще один важный момент определяет весь строй мироощущений (в первую очередь пространственных) казачества той далекой эпохи – отсутствие у донских казаков семей, что позволяло этому этносу совершать молниеносные нападения на противника и оставаться безнаказанными.

Уникальный образ жизни донского казачества того периода не мог не сказаться на его пространственной ментальности: основным жилым пространством фактически являлась водная поверхность реки Дон и его основных притоков. Не случайно, что первые казачьи поселения были расположены исключительно на берегах Дона и больших рек, таких как Донец, Хопер, Медведица. А первые столицы Войска Донского – Раздоры, а затем и Черкасск имели островное положение. Планировочная структура этих городов определялась водной стихией – протоками и ериками, образовавшимися во время ежегодных весенних и осенних наводнений и разливов рек. Вода в представлениях донских казаков не являлась неблагоприятным фактором для постоянного жилого пространства.

Второй этап – новая пространственная ментальность казачества формируется с начала XVIII в., когда донские казаки осваивают новый способ передвижения – коня и постепенно превращаются в служивую силу Российского государства, переходя на оседлый образ жизни. Появляются постоянные поселения, осваиваются не только пойма реки Дон и больших рек, но и прилегающие степные пространства. Именно в этот период и вырабатывается собственно «архитектурный» тип жилища – казачий курень, который фактически является региональной версией русской избы. Глубоко симптоматично, что утверждение нового пространственного менталитета казачества нашло выражение в строительстве на основе регулярной планировки в начале XIX в. новой столицы – города Новочеркасска на гребне Аксайского холма.

В силу особенностей этногенеза и особой геополитической ситуации культура народов Северного Кавказа не укладывается в типичные для западноевропейской цивилизации формы развития и не может быть понята с позиций европоцентризма. История Северо-Кавказского региона носит циклический характер, в культуре горских народов как бы многократно «проигрываются» вечные сюжеты мироздания. Уникальность исторического развития горских обществ Северного Кавказа обусловила устойчивость мифологических пластов сознания и образования особого типа горской культуры.

Башенный архетип пространства, как мифологическая основа традиционной культуры северокавказских народов, трансформируясь, видоизменяясь, обогащаясь по содержанию, послужил архитектурно-композиционной основой символизации «пространства – поведения» горцев. Башенное зодчество горцев – это своеобразное архитектурно-поэтическое выражение мифологических пластов культуры, это, образно выражаясь, нартский эпос в камне. В башенной архитектуре горских народов Северного Кавказа ярко выразился самобытный тип средневековой горской культуры, мировоззренческие представления которой – этикет, бытовые и ритуальные стереотипы поведения, знаковая информация и само пространство жизнедеятельности – обрели синтетическое архитектурно-художественное выражение и культурно-символическую знаковость. Чувство пространства и форма его выражения (как заметил философ Бринкман) находятся в таком же соотношении друг с другом, как мышление и речь. В домостроительной культуре народа реализуется его пространственное мироощущение. В прошлом профессиональные представления, как правило, вырастали из пространственной ментальности народа и становились органичным инструментом формирования регионального своеобразия архитектуры. Архитектурное пространство не только идеальный образ эпохи, но и реальное искусственно созданное пространство общественной жизни.

Архитектура – искусство социального заказа. Это значит, что она возникает и существует как материально-пространственное выражение господствующих (характерных) идеологических установок социального слоя, класса, общества в целом, и поэтому в архитектурном произведении, в первую очередь, отражены социальные и общественные предпочтения, и лишь отчасти индивидуальные предпочтения заказчика. При этом надо отметить, что в исторические эпохи, предшествовавшие капитализму, как правило, заказчик являлся персонифицированным выразителем общественных идеалов – будь то король, настоятель монастыря, представитель знати и т.д. и т.п..

Архитектура – единственное искусство, в котором миросозидающий аспект выражен в чистом виде – в архитектуре нет места негативному отношению к общественному развитию, нет критики общества (39, стр. 107), архитектура выражает только все позитивное, идеологически оформленное культурой данного общества.

Библиография

1. Кнабе Г.С. Материалы к лекциям по общей теории культуры и культуре античного Рима. – М.: Индрик, 1994, с. 17-18.

2. Маркс и Энгельс об искусстве. – М. Советская литература. 1933, С. 18.

3. Указ. соч., с. 24-25.

4. Орфинский В.П. Загадки «домиков мертвых» // Памятники культуры и мировоззрение. – Петрозаводск: Карелия, 1985, с. 129-143.

5. Орфинский В.П., Гришина И.Е. Элементы цикличности в развитии народного деревянного зодчества // Народное зодчество. Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского гос. ун-та, 1999, с. 23-37.

6. Сулименко С.Д. Архитектура в традиционной культуре горских народов Северного Кавказа: автореф. дис. ... д-ра архитектуры.– М., 2000.

7. Павлов Н.Л. Алтарь. Ступа. Храм. Архаическое мироздание в архитектуре индоевропейцев. – М.: ОЛМА-Пресс, 2001. С. 13.

8. Павлов Н.Л. Указ. соч., с. 13.

9. Павлов Н.Л. Указ. соч., с. 14.

10. Калантакваци М. История страны алван. Тифлис., 1912

11. Багрянородный К. Об управлении империей. – М.,1989

12. Кузнецов В.А. Зодчество феодальной Алании. Орджоникидзе, 1977

13. Малахов С.Н. К вопросу о локализации епархиального центра Алании в XII-XVI вв.// Аланы: Западная Европа и Византия. Орджоникидзе, 1992

14. Петровский С.В. Апокрифические сказания об апостольской проповеди по черноморскому побережью // ЗООИД. – Одесса,1898

Ссылка для цитирования статьи

Сулименко С.Д. АРХИТЕКТУРА В ТРАДИЦИОННЫХ КУЛЬТУРАХ СЕВЕРНОГО ПРИЧЕРНОМОРЬЯ, СЕВЕРНОГО КАВКАЗА И ПОДОНЬЯ [Электронный ресурс] /С.Д. Сулименко //Архитектон: известия вузов. – 2004. – №1(6). – URL: http://archvuz.ru/2004_1/3

Лицензия Creative Commons
Это произведение доступно по лицензии Creative Commons "Attrubution-ShareALike" ("Атрибуция - на тех же условиях"). 4.0 Всемирная

Дата поступления: 29.06.2004